-Я нарекаюсь Повелителем тьмы, - вскричал он, и над ночным лесом пронесся громкий хохот народившегося мага.
Деревья расступаются, и я оказываюсь на небольшой полянке. В блеклом свете неясной луны, едва мерцающей за дымкой облаков и багровом мареве зарождающегося утра, моему взору предстает маленькая, обветшалая избушка, стоящая на восточной окраине поляны и взирающая на мир вытаращенными зенками квадратных окон. Высокий фундамент, аккуратно выложенный из серого камня, поднимает избушку ввысь и, кажется, та парит над буйно разросшимися травами. Деревянные ступени порога ведут на масюсенькое крыльцо, манящее приветливо раскрытой дверью. От внезапно налетевшего порыва ветра дверь неистово скрипит и распахивается во всю ширь, а на крылечке появляется худощавая, высокая старушка в цветастом платочке и, обеспокоено охая, бежит мне навстречу. Я, делая очередной шаг, слышу за спиной щелчок сорвавшейся тетивы, и новая неимоверно-жгучая боль от раздирающей бедро стрелы пронзает моё тело. В глазах мутнеет, кажется, мир подернулся красным. Старушка вскидывает руки и, бог мой, с её ладоней срывается длинная ослепительно-белая молния. Краем сознания скорее чувствую, чем слышу за спиной чей-то пронзительный не то крик, не то визг. Из последних сил переставляю непослушные, словно набитые ватой ноги, зацепившись носком "берца" за ставшую вдруг неимоверно высокой траву спотыкаюсь, и не в силах устоять, падаю на подхватившие меня женские руки. Сознание покидает моё скованное безмерной тяжестью тело, и я проваливаюсь в долгое, тяжелое беспамятство, лишь иногда прерываемое пронзительной болью, обрывками каких-то видений и мыслей. В просветах небытия: темные, почти черные стены увешанные пучками трав и густо оплетенные белесыми нитями паутины, морщинистое лицо склонившейся надо мной бабульки, резкий, едкий, удушливый запах, казалось бы, источаемый самими стенами. И бесконечно повторяющийся то ли сон, то ли видение: бородатые, перекошенные злобой рожи, внезапно возникшие из-за насыпи, грохот в ушах, резкая боль в груди и несущее холод и смерть цоканье, плюханье, шуршание под ногами, стоны, кровь, крики и снова спасительное беспамятство. Всё это продолжается бесконечно долго. Только чередующиеся свет и тьма говорят мне, что дни сменяются днями и я еще жив.
-Эка тебя угораздило, касатик, - всё та же худощавая бабулька сидит напротив меня в кресле-плетенке и прядет веретеном странную, источающую несильный, но едкий запах, шерстяную пряжу, - ей- ей, повезло тебе, еще чуток- и никакие припарки не помогли бы.