Пол видел в окно, как она спешит навстречу посетителю с явным намерением не вести его в дом, а перехватить во дворе. Пол подумал о том, что его фантазии сбылись. Явился пусть не полицейский, но ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ВЛАСТИ. В дом Энни прибыла ВЛАСТЬ, и ее появление, весьма вероятно, сократит его жизнь.
Пригласила бы ты его в дом, Энни, думал он, задыхаясь из-за торчащей во рту пыльной тряпки. Пригласила бы его и показала бы свою африканскую знакомую, a?
Вот уж нет. Не станет она приглашать Официальное Лицо из Скалистых гор в дом, как ни за что не отвезет Пола на вокзал и не вручит ему билет до Нью-Йорка.
Их разделяло несколько шагов, но она уже говорила, и из ее рта вырывались клубы пара — как в комиксах, только слов на них не было написано. Гость вытянул вперед руку, затянутую в облегающую перчатку из черной кожи. Она глянула на его руку и затрясла пальцем перед его лицом, и новая порция пара вырвалась из ее рта. Она перестала дергаться, лишь когда влезла в рукава парки и стала застегивать «молнию».
Гость сунул руку в карман пальто, извлек оттуда лист бумаги и, как бы извиняясь, протянул его Энни. Пол, конечно, не знал, что это за документ, но предположил, что Энни, должно быть, найдет для него подходящее определение. Скорее всего гребаный.
Она, не умолкая, прошла вместе с ним вдоль двора. Теперь они оказались вне поля его зрения. Их тени на снегу, похожие на вырезанные из плотной бумаги силуэты, были видны, но только тени. Она нарочно провела его так, подумал Пол. Если Пол их не видит, то и у мистера Городской Шишки нет возможности заглянуть в окно гостиной и заметить там человека.
Минут пять тени лежали на тающем снегу во дворе. Один раз Пол даже услышал голос Энни — дерзкий, сердитый возглас. Для Пола эти пять минут тянулись очень долго. У него болели плечи. Как выяснилось, он не мог пошевелиться, чтобы принять более удобное положение. Сковав ему руки, она каким-то образом лишила их подвижности.
Но хуже всего был привкус пыли во рту. От запаха мебельного лака болела голова, и его все сильнее и сильнее тошнило. Он приложил все усилия, чтобы сдержать рвоту; ему не хотелось захлебнуться собственной блевотиной, пока Энни спорит с пожилым служащим, который раз в неделю посещает магическое царство ножниц и бритв с целью приведения в порядок прически, а зимой, вероятно, носит калоши.
К тому времени, как он снова увидел их, у него на лбу выступил холодный пот. Теперь бумага в руках у Энни. Мистер Городская Шишка идет впереди, она следует за ним, грозя пальцем его спине, и изо рта у нее по-прежнему вылетают клубы пара. Мистер Городская Шишка на нее не оглядывается. Лицо его абсолютно невозмутимо. И только губы сжаты так, что их почти не видно, что выдает какое-то сдерживаемое чувство. Гнев? Вероятно. Отвращение? Да. Это слово как будто точнее.