— Он, товарищ политрук, опасается, что ему не дадут повоевать по-настоящему…
Подошел Давыденко, мокрый, сосредоточенный. По его напряженно вытянутому лицу было видно, он что-то хочет сказать, но не решается.
— Что у вас, товарищ Давыденко?
— Зудин вам, товарищ политрук, докладывал?
— О чем?
— О ящике. Его радист, ну как его, Шумейко, ящик утопил.
— Как это… утопил? Где?
Давыденко вытянул руки, молча показал. Там кто-то плыл, как плавают бобры, когда строят плотину.
— Вы искали?
— Ящик? Так точно. Ныряли. И я. И вот — Кирей.
Невозмутимость, с которой докладывал боец, раздражала.
— Да понимаете ли вы, что в этом ящике радиостанция? Радиостанция!
— Мы… Все дно обшарили. До самого поворота… Быстрое течение, товарищ политрук. А за поворотом — немцы.
Да, за изгибом реки, на больших валунах — вражеский пост. Не будь спасительного тумана, немцы выкосили бы весь отряд. Счастье наше, что не догадываются, уверены, никого поблизости.
«Ах, туман, туман!.. Если представить, что есть бог, то пазуха бога — вся из тумана…» — Политруку отчего-то пришла на ум эта несуразная мысль. А перед глазами стоял маленький, с острым подбородком боец Шумейко, его детское, в конопатинках лицо было бледное и жалкое: Шумейко о чем-то канючил… О чем же? Ах, да! Об овчарке Зудина. «Такая умная собака. Даже рацию носит…» Доносились.
Потеря для отряда была ощутимой. Политрук стал припоминать: кто нес передатчик, а кто — приемник: если утопили приемник, то ни к чему и передатчик, а если передатчик, то приемник остался без запасных батарей. «Шуя, Шуя — коварная речка…» Политрук поспешно снял сапоги, на брюках развязал тесемки, носки, засунул в карман, в плащ-палатку завернул полевую сумку с картой и по скользким мокрым камням спустился к воде.
— Товарищ политрук, тут сразу яма, — по праву дежурного предупредил Давыденко.
Вода, студеная, тяжелая, обручем сдавила тело. Набрав полные легкие воздуха и остановив дыхание, политрук оттолкнулся от берега и сразу же почувствовал, как быстрое течение кинуло его на стремнину, потянуло ко дну.
«А как же ребята с двухпудовым грузом?»
После переправы отряд сосредоточивался на островке — небольшой торфянистой возвышенности. Здесь росли осинки и березки, люди шли, и кусты качались вместе с торфяником. Лежать было сыро, но после купели ноги сами подкашивались, и бойцы падали в мягкий, пропитанный водою мох.
Кургин сидел отдельно от основной массы бойцов, страшный в своей строгости, выспрашивал радиста Зудина, как все это случилось, как он недосмотрел и оставил отряд без радиосвязи. Около зеленого ящика — остатков рации — стоял убитый горем Шумейко. Он плакал. Незадачливый пловец утопил, оказывается, передатчик вместе с запасными батареями.