Мы тебя, Володя, поняли хорошо. Жди нас в районе станции.
Представляю себе, как в сотне метров от немецких эшелонов, возле снующих машин, сидит в канаве Подгорбунский и лихорадочно шепчет в микрофон…
Удар по станции должен наносить полк подполковника Бойко. Уже давно прошло время, назначенное для выступления, а полк еще не готов.
Сдерживая негодование, я подхожу к Бойко:
— Когда же вы наконец?..
Подполковник вытирает руки о почерневший полушубок, поправляет ремень, вытягивается:
— Горючее задержали, черт их батька. Да вы, товарищ член Военного совета, не беспокойтесь.
Невозмутимость Бойко может вывести из терпения даже самого хладнокровного.
Я помню, что делается на дорогах. Но для командира, ставящего под угрозу наступление, оправданий не существует.
— Корпусную операцию срываете!
— Того не бывало, чтобы Бойко операцию сорвал…
Офицеры в полку — это я как-то слышал — зовут своего командира «хитрый Митрий». Неторопливый увалень Бойко и впрямь был горазд на выдумки. Но что придумаешь сейчас, когда истекает время, когда другие полки движутся на Казатин, а здесь еще не залили баки, не пополнили боекомплект?
Замполит майор Ищенко снует среди машин, кого-то разносит, кого-то уговаривает и по возможности старается лишний раз не наскочить на меня.
Я знаю Бойко не первый день. Знаю, что, волнуясь, он делается особенно медлительным и неразговорчивым. Я не привык ругать Бойко, и он не привык к нагоняям. Но сегодня…
Отгибаю рукав. Без пятнадцати два. А выступать полк должен был в двадцать четыре ноль-ноль.
— Как же вы теперь вывернетесь, хитрый Митрий? Бойко улыбается. Крылья широкого носа ползут вверх, глазки тонут.
— И начальство прослышало про мою кличку?.. Ну что ж, постараемся и здесь схитрить… Танки мои пойдут напрямую. По железнодорожному полотну. Время наверстаем и прямо на станцию прибудем…
Тонкий серп луны прорезаеттяжелые, быстро несущиеся на восток облака. В темноте танки грохочут по шпалам, по рельсам. Головная машина движется с включенными фарами. Немцы приняли ее издалека за паровоз. А когда поняли, в чем дело, было уже поздно.
Танк старшего лейтенанта Филатова первым же снарядом угодил в эшелон с боеприпасами. На станции поднялось нечто несусветное.
Филатов выскочил из своего подбитого танка. Бросился с автоматом в канаву. Оглянулся — рядом человек.
— Не стреляй, товарищ командир. Я свой, советский… Тут, как заваруха началась, мы один поезд увели на запасные пути, к пакгаузу. Там пленные красноармейцы. Да пятнадцать теплушек с цивильными. Как бы немцы чего не сделали или ваш брат сгоряча не пальнул по ним…