— Кто знает, — неопределённо ответил я.
— Впрочем, я наказал тебя не за то, что меч оказался не на месте, а за грубый ответ. Ты это понял?
Я понял, что меня вывели из столовой за грубый ответ, но не понял, что это называется наказанием. Если уж мой отец хотел меня наказать, он брал в руки палку. Но я согласно кивнул.
— Один сюда, пожалуйста, не ходи, а если захочешь посмотреть на всё это опять, скажи мне, и я тебя провожу.
Мне показалось, что мистер Эдвард совсем не против того, чтобы я зашёл сюда и один, но для чего-то говорит как раз обратное.
Время до ужина прошло тихо. Я думал, что меня всё ещё странно наказывают, принося еду в мою комнату, чтобы я не утруждал себя походом в столовую, но расстроенная Фанни позвала меня к общему столу.
— Не понимаю, — говорила она. — Ничего не понимаю. Как же я боюсь за маленькую мисс! Тебе что-нибудь известно, Робин? Зачем ей понадобилось резать одежду Поля и издеваться над собственной куклой?
Я пожал плечами. А что я мог сказать, если и сам ничего не понимал?
За столом царило уныние, и только Энн держалась с обычной непосредственной весёлостью балованного ребёнка, да ещё, пожалуй, мистер Эдвард не позволял себе явного проявления тревоги. А я был приятно удовлетворён их муками. Пусть мучаются. Это будет хоть небольшой расплатой за моё унижение. Хорошо бы Сэм выдумал ещё какую-нибудь пакость, которая окончательно доконает этих лживых людей. А особенно я мечтал досадить добренькому мистеру Эдварду. Хотелось бы мне знать, зачем Энн понадобилось принимать на себя чужую вину и кого она подозревает в совершении всего этого. Будет обидно, если Энн покрывает Сэма. И ведь эта странная девочка кого-то боится, если правда то, что она сказала, а от неё можно ожидать любой неожиданной выдумки.
Желая ненавистному семейству всяких бед и одобряя козни поварёнка, я навлёк на свою голову и на головы окружающих очередное тяжёлое испытание. После ужина со мной долго разговаривали сперва отец Уинкл, а затем мистер Эдвард. Оба убеждали меня в необходимости учиться, на что я, в полном соответствии со здравым смыслом, отвечал, что уйду, как только поймают грабителя, и тратить время и силы на то, чтобы начать овладение грамотой ни к чему, если я уйду, может быть, уже завтра. Сам-то я подразумевал, что не уйду, пока не объяснится странное поведение Энн, но другим это знать было бы лишним. Со священником я держался настороженно, потому что его облик продолжал меня смутно беспокоить, а с мистером Эдвардом, должен сознаться, вызывающе. Очень уж мне хотелось вывести этого человека из себя, заставить показать своё истинное лицо, открыть, почему он так терпим со мной. Мистер Чарльз тяготился мною и очень скоро отказался от своего первоначального порыва усыновить меня, леди Кэтрин терпеть меня не могла, не говоря уж о слугах. Даже в мистере Вениамине я ухитрился возбудить неприязнь. Почему же мистер Эдвард держит меня в своём доме вопреки не только желанию родных, но даже моему желанию, как я ему не раз уже показывал? Снова и снова я задавался этим вопросом, не находя ответа, а потому вокруг образа хозяина дома сгущался сумрак. Отцу Уинклу по положению и священника и зависимого лица полагалось слушаться хозяина, но зачем самому хозяину подвергать себя оскорблениям?