Кондотьер Богданов (Дроздов) - страница 92

   - Конрад! - сказал Богданов. - Недавно вы были врагами, неудивительно, что не доверяют.

   - Мы дали клятву!

   - Мне! Но я не распоряжаюсь в городе. Сам пришлый, если захотят, то и меня выгонят.

   Наемник недоверчиво хмыкнул.

   - Ко мне относятся лучше! - согласился Богданов. - Пока... Чтоб стать своим среди русских, надо пустить корни.

   - Это как? - спросил Конрад.

   - Жениться на русской... Хоть бы на Ульяне! Баба хоть куда, жизнь вам спасла. Не заступись тогда на площади, положил бы вас, как траву в поле.

   "Сам-то корни пускать не спешишь!" - подумал Конрад, но промолчал.

   Провожать маленький отряд (Данило брал с собой пять кметов) вышла княжна и штурман. Лисикова надела новую, вышитую рубаху, воткнула в волосы резной костяной гребешок, в русую косу вплела красную ленту. Да и саму косу не обернула вокруг головы, а перебросила на грудь. На шее появились бусы. Разбор текстов в лавке Путилы, как понял Богданов, прошел плодотворно. Смотрелась Лисикова мило. С тех пор, как военную форму сменило женское платье, Аня хорошела день ото дня. Обильная еда и вынужденное безделье давали знать: щеки штурмана округлились, покрылись здоровым румянцем.

   Сопровождать пилота Лисикова не просилась, а попросилась бы, не взяли. Верхом штурман ездила, как медведь на велосипеде - неуклюже и под присмотром. Прощание не затянулось - не на войну.

   Отряд ускакал, в Сборске потекла размеренная жизнь. Евпраксия от скуки сошлась с крестницей. Аня пришла к ней сама. Она мучилась с Псалтырем, Ульяна по неграмотности помочь не могла. Княжна согласилась помочь неохотно - забот и без того хватает. Однако христианский долг велит просвещать чадо о вере, куда денешься? Скоро, однако, Евпраксия увлеклась. Прежде ей не приходилось кого-либо наставлять, это было ново, к тому же ученица попалась смышленая. На первых порах они плохо понимали друг друга - язык хоть и русский, да у каждого свой. Потихоньку освоили. Главным образом Аня. В церковнославянском языке меньше слов, к тому же корни многих знакомые. Зато букв много.

   - Зачем, - удивлялась Аня, - эти юсы большой и малый, фита, ижица, ер?

   - Чтоб читать правильно, - пояснила княжна.

   - У нас их нет, но читаем!

   - Ваш язык некрасивый! - сказала Евпраксия. - Сухой!

   Аня насупилась и вдруг продекламировала:

   Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,