— Я пытаюсь сдерживать себя.
Она посмотрела на него с большой долей сомнения.
— Да, — возразил он. Затем прижал руку к сердцу, словно был ранен, но его глаза смеялись. — Почему никто не верит мне, когда я говорю, что я — высоконравственный и честный джентльмен, имеющий намерение следовать каждому правилу на этой земле.
— Возможно, потому, что большинство людей знакомится с Вами, когда Вы приказываете им выйти из кареты с оружием в руках?
— Так и есть, — признал он. — Вы считаете, что это влияет на отношение?
Она взглянула на него, в его изумрудные глаза, в которых затаилась улыбка, и она почувствовала, что ее губы задрожали. Она хотела смеяться. Она хотела хохотать так, как она хохотала, когда ее родители были живы, когда у нее была свобода выискивать в жизни различные нелепости и время, чтобы смеяться над ними.
Было такое чувство, словно что–то проснулось в ней. Это было замечательное ощущение. Очень приятное. Ей хотелось поблагодарить его за это, но она выглядела бы самой настоящей дурой. И тогда она поступила еще лучше.
Она извинилась.
— Простите, — сказала она, приостановившись в начале лестницы.
Казалось, это удивило его.
— За что?
— За… сегодня.
— За то, что похитили меня. — То ли удивленно, то ли снисходительно произнес он.
— Нет, я не это имела в виду, — возразила она.
— Вы были в карете, — напомнил он. — Я уверен, что любой суд, действующий по нормам общего права, признал бы Вас сообщницей.
О, это было больше, чем она могла вынести.
— Я полагаю, это был бы тот же самый суд, действующий по нормам общего права, который послал бы Вас на виселицу этим же утром, но чуть раньше, чтобы наказать за то, что Вы угрожали герцогине пистолетом.
— Ну–ну. Я же говорил Вам, что за это нарушение не положена виселица.
— Нет? — усомнилась она, в точности повторяя его более раннюю интонацию. — А должна бы.
— Вы так думаете?
— Если принять правдушку за слово, то обращение к герцогине с оружием в руках — достаточная причина для получения приговора о повешении.
— Вы сообразительны, — сказал он восхищенно.
— Спасибо, — сказала она и затем добавила, — у меня не было практики.
— Да. — Он мельком взглянул через холл в гостиную, где вдова, по–видимому, все еще восседала на своем диване. — Она требует от Вас молчаливости, не так ли?
— Слуге не полагается быть разговорчивым.
— Это — то, как Вы себя видите? — Его глаза поймали ее взгляд, несмотря на то, что она отошла уже достаточно далеко. — Слуга?
Теперь она действительно ушла далеко вперед. Если он и хотел узнать что–то о ней, то она не была уверена, что