Искатель, 1967 № 01 (Гаррис, Голубев) - страница 54
Лев АРКАДЬЕВ
ЕЩЕ РАЗ ОБЫКНОВЕННАЯ АРКТИКА
Эти записки можно уже назвать историей. Правда, новейшей. Но все же историей. Времена СП-6 и СП-7 для полярников вскоре станут такими же далекими, как годы челюскинской эпопеи и папанинской экспедиции. Время движется, и Арктика обживается. Она становится и в самом деле обыкновенной. Может быть, это-то и удивительно…
Старый кладовщик торжественно вручил мне меховое полупальто, меховые унты, меховую шапку-ушанку и меховые рукавицы.
Представляете, что я при этом испытывал? Я был горд! Радостен! Взволнован! И я просто счастлив был… бы, если бы вдруг не присмотрелся к своей амуниции, выданной мне по особому распоряжению заместителя начальника полярной авиации и им же подписанной накладной, которая по сей день хранится у меня как бесценная реликвия.
Ничего, что амуниция б/у!
Мне так не терпелось увидеть себя в этой необыкновенной одежде, что я тут же, на аэродроме, несмотря на температуру плюс шестнадцать, нарядился во все свои изрядно поношенные меха и, распираемый от гордости, стал скромно прохаживаться среди немногочисленных пассажиров и провожающих.
Мамы указывали на меня своим детям как на бывалого полярника. А бывалые полярники поглядывали со стороны и снисходительно усмехались.
Ох, эти полярники! Дай им только повод посмеяться…
Хорошо еще, что никто из них не увидел моего осеннего пальто, оставленного на складе. К пальто был приколот лист белой бумаги, а на нем моя собственноручная надпись:
«Корреспондент Аркадьев отбыл в Арктику 17 октября в 9 часов 00 минут».
Разумеется, этот листок тоже стал для меня реликвией и теперь висит у меня дома на самом видном месте в великолепной рамке под стеклом.
В самолете я все же разделся, так как совершенно взмок.
Мокрым оказался еще один пассажир… годовалый Алешенька, который качался в сетчатом гамачке-люльке, прикрепленном к передней стене салона. Под люлькой красовался ночной горшочек, необходимость в котором на время отпала…
— Разве это не безобразие? — обратилась ко мне Алешенькина мама.
— Безобразие? — удивился я. — В его возрасте?
— Да я не о сыне. Я о руководстве полярной авиации.
Тут, признаться, я совсем уже ничего не понял.
— А при чем тут, простите, руководство полярной авиации?
— Как при чем?! Подумать только! Десятипроцентный билет на грудного ребенка брать полагается, а провоз груза на него не полагается. Да такому пассажиру в такую дорогу одних пеленок сколько килограммов возить надо!
Детей в самолете, как ни удивительно, было много.