И бежала, бежала к далекому устью, смывая все, холодная по-осеннему вода.
Видимо, услыхав людские молитвы, впервые за зничень пошел дождь. Меленький, легкий, он шуршал, лопотал и пришепетывал, покрывая моросью город, и к тяжелому запаху гари, особенно ощутимому здесь, в доме Мэннора, вблизи пепелища Старшинской Вежи, примешался живой запах листьев и мокрой земли.
Слетела с плеча дедуни насквозь промокшая встрепанная сова, вцепилась когтями в деревянную спинку кровати, встряхнулась, как пес, веером брызг окропив лицо спящей Керин. Дедуня тоже был мокрый, рубаха посерела донельзя, с длинной бороды и волос, прихваченных ремешком, стекала вода. Керин вскинулась — и улыбнулась. Волхв поманил крючковатым пальцем, сова стыдливо сорвалась и вернулась к нему на плечо, виновато защелкала клювом в ухо.
— Лежи, внучка.
Она замотала головой. Дедуня взял с табурета у постели — чтобы легко было дотягиваться — чашку с молоком, и Золотоглазая, как наяву, увидела цветные ниточки запахов сваренных в молоке зелий, тянущиеся к его ноздрям. Старый волхв довольно крякнул:
— Умелица твоя Леська. Кончится война — возьму ее в ученицы. Пей.
Керин отважно выхлебала холодную горькую жидкость. А потом, несмотря на протест дедуни, натянула верхнюю рубаху и сапоги.
— Возьми плащ, дедушка.
Он улыбнулся. Поднял с подоконника плоский кожаный сверток:
— За этим звала?
— Я сама. Тяжело.
— Я стар, але ж не немощен.
Керин пырснула. Испуганно оглянулась. Мэннор не проснулся — он ровно и глубоко дышал во сне.
Они миновали переднюю с прикорнувшей у стола Леськой (старик усмешливо поглядел на соломинки, застрявшие в рыжей косе). Прошли мимо прислонившихся к косякам наружной двери и спящих стоя стражей во двор со службами и через калитку в невысокой каменной ограде попали в маленький сад, полого сбегающий к Ясеньке и причалам.
Дедуня, с совой, смирно нахохлившейся у него на плече, ступал легко и ходко и больше всего напоминал сейчас Керин столб дыма в ясную погоду, вдруг сорвавшийся с трубы и поплывший в воздухе.
Они сели на скамьи в чуть покачнувшейся лодке. Старый волхв посмотрел на сверток в руках, потом — неодобрительно — на небо: тучи над его головой расползлись, открывая голубой лоскуток. Осевшая морось вспыхнула легкой радугой.
— Усердна твоя сестренка, — произнес дедуня то ли одобрительно, то ли нет, любуясь струями Ясеньки. — Только пусть живых ищет, а не мертвых. Так ей и скажи.
Золотоглазая вздрогнула.
— Это ты про того, кто город на меня взвалил? Не утонул, значит… — она озорно улыбнулась. — Да Наири сказывала. Они с товарищем, похоже, рекой, на Ситан, ушли. Берут к тому времени уже распорядился Ясень закрыть, брамы опустили и цепи на реке подняли. Перекрыли русло надежно — большой лодье не пройти. А лодчонки проскакивали… Двое мужчин в такой было: один кулем лежал на дне, другой с шестом. Сказал: на свадьбу к родичу, в Лодейную. Но от них и так уже на три версты вином разило. Стражника завидки взяли, вот и запомнил, — Керин покусала нижнюю губу. — Ниже в слободе этот, что на ногах держался, телегу купил. И пропали.