Но Тума не думал слушаться: в истории самая соль — не спешить никуда. Сначала.
— Идут они, идут. С мечом, с приношениями.
— А что несли? — опять перебили его.
— Да кто их, тулейцев, знает, — Тума почесал облезающий нос. — Только когда время пришло наводить черты и резы, волхв был в дымину. Вообще-то они, волхвы, до зелья крепкие, вырезал — не поцарапался даже. Только вот черты перепутал. Вместо «кладень» — чтоб врагов, как сено, класть… — парень огляделся: вроде, девушек поблизости не было, и выдал, не стыдясь, для чего меч после волхвования стал пригоден и в каких количествах. — Так «Осеменителем» и остался.
Парни грохнули, заглушая вопль Леськи. Та, дело простое, при скотине всю жизнь — дрыгая ногами, качалась по траве. Наири, держась за щеки, вскочила. И увидела вспыхнувшую на окоеме звезду.
Тут же прокричали тревогу дозорные. Смех как отрезало. Молодые воины сбегались, встревожено переговаривались, глядя на огонь вдали.
— Зница…
— При чистом небе?
— Костер?
— Рядом совсем.
Леська затрепетавшими ноздрями втянул воздух:
— Дымом пахнет.
— От костра, дуреха!
Она с такой яростью обернулась к жениху, что чудо, того не испепелило.
Гент принюхался:
— Правда, гарь… Лес горит.
— Не лес.
— Тихо, — внятно произнес Велем. — Золотоглазую — разбудить. Фари, Илек, еще трое, сделайте проход в ограде. Коней седлать.
— Ну вот, строили мы, строили…
Велем окоротил запальчивого взглядом.
— Гино, ты, вроде, лесовик. И Гент. Разведаете, что как.
— Я пойду, — насупилась Леська. И Тума влез.
— Не дело, рыжая, — сказал Велем. Серьезно сказал: даже ведьме расхотелось бы спорить. — Ты к лесу, конечно, привычна, да тут нужнее. И ты, оружейник, не лезь.
Весь занялась. Рудые яркие языки огня скакали над тростниковыми крышами, синим дымком сочился тын, а на подступающих близко к домам кустах звучно скворчали и сворачивались листья. Парни под прикрытием веток приникли к ноздреватой сухой земле, а в уши колотил треск горящего дерева и пронзительный визг. Девка визжала. Крик перешел в стон и затих. Они вцепились в землю. Гент зачем-то тер, и тер, и тер и без того уже воспаленные глаза.
Глядеть друг на друга не хотелось. Они ползком обогнули весь по правому краю. Бортник сказал пересохшим шепотом:
— Тут вроде улице конец. И темно.
— Ага.
Парни махнули через изгородь. Пригибаясь, пробежали огородом, выглянули из-за угла бревенчатой избушки. Улица была темна, еще темнее из-за отблесков, мерцающих вдали. Запах гари резал горло. В пыли валялся нехитрый скарб, выброшенный из домов — битые горшки, сундуки, вспоротые сенники. От каждого порыва ветра над ними завивалась труха. Гент по дороге едва не споткнулся о лошадиный труп — с оскаленной мордой и выпрученными ногами, под трупом маслянисто блестела лужица…