Весь догорала. Жирные черные хлопья сажи летели по ветру и оседали на землю. Пучком полуобгорелых листьев я стерла кровь с меча и сняла шлем. Латы жгли, как раскаленные — в воду бы сейчас, в ледяную воду, и не думать ни о чем!..
Труп кнехта валялся у моих ног…
Неужто, это я так его изрубила?
Белогривый негромко заржал, ткнулся мордой в мое плечо. Может быть, недоумевал, что мы делаем так долго в этом неуютном месте. Я погладила коня по шее и вздрогнула. На белой упругой шкуре кровоточила длинная рваная царапина: наверно, задели в горячке боя.
Уж не тот ли, что лежит на земле передо мной?
Пить хотелось. В горле кололо. Я оглянулась. Медленно, как во сне, слезали с коней товарищи, шли по земле неуверенно, будто учились ходить. Ко мне подошел Тума. Его светлые волосы были встрепаны и грязны, шлем он держал на локте одной руки и лизал окровавленные костяшки пальцев другой.
— Ты что, ранен? — спросила я.
— Нет, — вздохнул он. — Разбил о чьи-то зубы, а перчатку потерял. Воды хочешь?
— Хочу.
Он снял с пояса долбленку, вытянул зубами затычку и протянул долбленку мне. Вода была муторно-теплая. Преодолевая тошноту, я сделала два глотка и вернула баклажку Туме:
— Не могу, теплая. Здесь колодец есть?
Лицо его дернулось:
— Там мертвецы, в колодце.
— Что?
— Не надо, — попросил Тума, страдальчески морщась. — Я лучше к речке смахаю, есть здесь где-то речка…
— Постой, а Керин где?
— Там, — махнул он рукой в сторону догоравших изб.
Я пошла туда…
Керин сидела на земле рядом с женщиной, одетой в холщовую рубаху, измаранную кровью. Волосы женщины были растрепанны, по худому темному лицу трудно было угадать, сколько ей лет. Женщина сидела, поджав ноги, и сухо блестящими глазами смотрела на торчащие во все стороны тлеющие бревна, которые еще недавно были домом. Керин, обхватив погорелицу за плечи, что-то говорила ей. Но женщина, казалось, не слышала. Вдруг подорвалась, но Керин потянула назад, и несчастная вновь покорно села.
Подошли молчаливые Велем и Гино. Я коснулась плеча бортника, шепнула:
— Что такое?
Гино повернул ко мне тяжелый взгляд. Знаком позвал отойти.
— У нее там дети были, — кивнул он на пепелище. — Она туда хотела… еле удержали.
Я посмотрела на оцепеневшую женщину, на Керин, на ленивый желтый огонь и поняла, что сейчас разревусь. Я кивнула Гино и быстро пошла прочь… подальше от людей, от всякого, кто мог заглянуть мне в лицо и упрекнуть, что воины не плачут. Дозорные пропустили меня без слова. Я дошла до опушки, села на землю, спиною к березе, и зарыдала. Меня трясло. Мир дрожал перед глазами, кривясь и расплываясь. Я не вытирала слез.