Страх наполнял меня.
И, пытаясь отвлечься от столь мрачных мыслей, я вновь стал следить за следующим персонажем этого великого действа.
В луче прожектора стояла женщина лет пятидесяти. Голос, встретивший ее, был спокоен и велеречив. Таким голосом на всесоюзном радио артисты читали высокохудожественные литературные произведения признанных классиков.
Голос благожелательно сказал:
— Здравствуйте, Тамара. Как ни прискорбна причина, по которой мы имеем счастье вас видеть, но надо признаться, что все мы искренне рады очередной встрече с вами.
— Здравствуйте, — вежливо ответила женщина.
Такого я никак не ожидал. До этого все судебные процессы проходили достаточно строго, придерживаясь какого-то определенного порядка. А тут женщину называли по имени и беседовали с ней как на дружеской вечеринке после долгой разлуки. Обращение к подсудимым по имени вообще нонсенс для этого суда. Ведь все признаки идентификации, по которым мы определяем себя в жизни как то: фамилия, имя, национальность, вероисповедание для Божьего суда роли не играют и обычно в деле не упоминаются. Здесь судят конкретную душу за конкретные эпизоды и события. А тут такая фамильярность. Да и судя по удивленному тону, с каким отвечала женщина, она тоже не ожидала такой встречи.
— Нам надо исполнить некоторые формальности, прежде чем мы вас отпустим, — произнес благожелательный голос.
— Хорошо, я понимаю, — согласилась женщина.
И тут же за ее спиной возник изящный стул, на который она присела.
Я был поражен таким вежливым приемом.
— Удивляешься, — услышал я голос Валерия за спиной.
Он незаметно и бесшумно появился вдруг в моей ложе.
— Немножко есть, — согласился я. — А кто же она, что ее так необыкновенно встречают?
— Тебе повезло увидеть настоящую берегиню, — сообщил мне начальник смены.
— Берегиня? — переспросил я. — И что это за фрукт? Это звание или должность?
— Это судьба. Сейчас будут просматривать ее жизнь — посмотри.
Я посмотрел.
Ну, что тут можно сказать. Жизнь у нее была действительно достойная, хотя и не яркая. Она родилась в обычной семье и прожила отпущенные ей годы тоже, казалось бы, обычно. Детский сад, школа, институт, замужество, работа, рождение двух детей, опять работа и выполнение домашних обязанностей до самой скоропостижной кончины от быстро прогрессирующего рака. В общем-то ничего выдающегося. Но, тем не менее, было что-то неуловимо специфическое в этой ничем не примечательной жизни: ни одного серьезного проступка, ни одного нарушения заповедей, образцово воспитанные дети, образцово исполненная работа, высочайшая ответственность за порученное дело. Это же надо, так прожить 52 года, что после тебя нет ни одного обиженного тобой, ни одного недовольного тобой, нет никого, кто сказал или хотя бы подумал после твоей смерти: