– Сэр, еще одно сообщение из штаб-квартиры. – Второй помощник, похожий на плюшевого медвежонка, укутанного в толстую шерстяную кофту и пальто цвета морской волны, подошел к капитану. Базил Рейли давно перестал требовать от людей следить за соблюдением формы одежды. В морозном воздухе мостика стоял пар от дыхания.
– Отлично. – Рейли глянул на распечатку. – Ретранслируйте это капитану буксира.
В его голосе отчетливо слышалось презрение и к владельцам, и к спасателям, ведущим мелочный спор, в то время как лайнер с шестьюстами людьми на борту ведет в ледяном море битву за жизнь. сир покажется до того, как «Золотой авантюрист» напорется на скальные зубья, он воспользуется правом капитана и тут же примет открытую форму Ллойда.
– Ты только появись, только появись... – пробормотал он себе под нос, поднял бинокль и медленно обвел широкий горизонт, изрезанный черными монолитами волн. В окулярах блеснула белая точка, и сердце замерло. Капитан нервно подкрутил настройку и тут же понял, что в оптику попал отраженный от вершины айсберга луч солнца.
Опустив бинокль, он перешел на подветренное крыло мостика. С этой стороны хватало невооруженного взгляда. Черные утесы мыса Тревоги угрожающе нависли на фоне грязно-серого неба, гребни скал блестели сверкающим льдом, впадины были завалены сугробами, о крутые берега разбивались волны, взрываясь тучами ослепительно белых брызг.
– Шестнадцать миль, сэр. – К Рейли подошел старший помощник. – Похоже, течение слегка забирает на север.
Они помолчали, машинально удерживая равновесие на раскачивающейся палубе. Затем старпом сказал с ожесточением:
– Где же этот чертов лягушатник?
И они снова уставились на негостеприимный подветренный берег, наблюдая, как траурной мантией, с воротником, подбитым горностаем, и полами, украшенными льдом, опускается антарктическая ночь.
Она была очень молода – не старше двадцати пяти, – и даже несколько слоев теплой одежды с накинутой поверху мужской, не по размеру, курткой не прятали стройность фигуры и не скрадывали грациозные, танцующие движения длинных, тренированных ног.
Изящную тонкую шею венчала, словно стебель золотистого подсолнуха, голова с пышной гривой длинных, выгоревших на солнце волос. Серебряные, платиновые и медно-золотистые локоны были небрежно скручены толстым, с мужское запястье, жгутом и заколоты сверху. Выбившиеся пряди падали на лоб и щекотали нос, заставляя ее кривить губы и фыркать, сдувая назойливые завитки.
Балансируя на взмывающей и ухающей вниз палубе с ловкостью наездницы, она держала в руках тяжелый, уставленный кружками поднос и мягко упрашивала: