Наконец, когда гандж отодвинул кисею стыдливости, аль-Лат взяла из чашки сваренные в сладком молоке гранатовые зернышки и, положив их на кончик языка, сказала: О аль-Мансур, нашей сестре аль-Манат так понравилась вчерашняя ночь, что она дарит тебе эти рубины. Сейчас же пришло время сна, и ты, на правах нашего гостя, можешь выбрать любую из нас, и она проведет с тобой ночь так, как ты этого пожелаешь. Не раздумывая, указал он на аль-Уззу.
14. Вторая и третья ночь шейха аль-Мансура
Вот вошли они в спальню, и аль-Узза, покорно следовавшая за шейхом, сняла с себя одежды. И скинула она рубаху, и подошла к шейху, и увидел аль-Мансур тело, совершенней которого не бывает, и закрыл глаза от слепящей красоты, и коснулся ее бедра рукой, и почувствовав под пальцами тонкую кожу, задрожал, и разум его поплыл по волнам безумия, и юноша исчез из этого мира.
Опять проснулся он один, и в тоске и слезах принялся раздирать себе щеки, проклиная девушек за прекрасный их облик и вид, который дарит ему столь сильное желание, что полностью лишает его всяких сил. Может наваждение овладевает им, или волшебные чары, или отрава, подмешанная в вино искусным слугой, мешает ему насладиться их любовью? Вспомни, где ты находишься, — думал аль-Мансур и проливал слезы от бессилия, пока наконец не настал вечер, и шейх не поднялся с ложа, чтобы исполнить молитву, и подойдя к зале, где зажигались лампы и начинался пир, решился снова подслушать, вдруг аль-Узза что-либо расскажет двум девушкам. И вот что он, милостью Аллаха, услышал.
О сестры. Этот юноша воистину великий витязь, и я не знаю, каков он в бою, но в любовном сражении ему нет равных. Едва вчера ночью мы вошли в комнату, как этот мальчик бросил меня на ложе, и сорвав одежды, овладел с таким неистовством, словно несколько лет не видел женщин. Не успела я перевести дух, как нападение повторилось. Атаки следовали одна за другой, я не поспевала за ним и униженно молила о пощаде. Никакой жалости в бою, — говорил он и продолжал наступление. Тогда я пошла на хитрость и заперла ворота крепости на засов. Это только раззадорило его, и он искусно ворвался в иную дверь, подарив мне сладостную боль и сильнейшее наслаждение. Все новые и новые отряды посылал он в атаку, и когда я забила брешь в двери, разрушенную столь сильно, что она ничем не отличалась от основных ворот, он без колебаний избрал третий путь, наиболее простой, и я была вынуждена смириться с этим, и до утра отражать нападения с этой стороны. На рассвете он принял капитуляцию и, оставив меня совсем без сил, сладко заснул.