2. Настал второй день, именуемый днем поцелуев. И в этот день султан не познал красавицу, предпочтя близости с ней мисрийское искусство поцелуев, искусство древнее, ныне совершенно забытое и неведомое бедуинам. Султан в великой своей страсти касался ее тела только языком. Семь тысяч раз поцеловал султан прекраснейшей Саджах приятнейшее тело. И не отыскать было на красавице места, куда бы не пробрались губы Йахйи, и арабский алфавит, самый утонченный из всех наречий, слишком скуден для описание тех прелестей, которые он перецеловал: пальчики, родинки, ноготочки, медовые губы, язык, залитый сладкой как шербет слюной, газелевые глаза, медные волосы, белые, словно снег в горах плечи и шея, смущающие умы ноги, легкие колени, ранящие взор своим совершенством ступни, гранатовые зерна сосков, совершенные в своей форме бедра, упругие ягодицы и естество, словно финиковый плод, околдовывающее взор, смущающее ум и волнующее мысли, заставляющее биться сердце столь быстро, что не один несущийся скакун не сможет перестучать его своими копытами. И были тут нежные поцелуи, сменявшиеся сладким облизыванием, переходившим в ласковое посасывание, сменявшееся с легкостью милым покусыванием. И снова султан не мог налюбоваться на Саджах, и день прошедший показался султану превосходнейшим дня вчерашнего, и Йахйа бил в ладони от восторга.
3.4.И на третий день сняли с Йахйи султанские золотые одежды, и овладел он Саджах. Два дня и ночь между ними они сплетались ногами и соединялись, предаваясь любовной игре, и султан, не в силах отойти от красавицы, не прикасался к еде и плодам и не совершал молитв, забыв Аллаха. Как два искуснейших знатока любви, применяли они положения нубийские, поигрывания йеменитские, покачивания аморейские. Абиссинские движения и индийские позы искусно сочетали они с персидской томностью и ибадитским жаром, и юная Саджах в изнеможении издавала частые стоны, моля о пощаде, и султан, не в силах остановиться, испытывал сильнейшее наслаждение.
5. В день пятый присоединились к ним две девочки-танцовщицы, любимицы султана.
6. И настал день шестой, принесший султану Дамаска легкое охлаждение в любви, ведь таков был его порочный обычай. Присел он рядом с Саджах, лишенной одежд, спящей и видевшей чудесные детские сны, и в царственной задумчивости стал наматывать на пальцы рыжие волоски ее чресел, выбритые его евнухами так искусно, что сложились они в изречение пророка, и выдирая их по одному, будил красавицу ото сна, а в себе — желание, и возбудившись так, что зебб стал его словно бесноватый, овладел он Саджах с такой великой яростью, словно воин, с толпой других солдат ворвавшийся в осажденный город, отданный на разграбление, жители которого семь месяцев поносили его и кидали сверху, с крепостных стен камни и нечистоты и кал, и этот воин врывается в дом и разрубив саблей старуху и ребенка, стоящих на пути, хватает и тащит за волосы в самую дальнюю комнату молодую горожанку и, взнуздав ее, как верблюдицу, рвет с нее одежду и насилует самым скотским образом, нанося ей удары кулаком в лицо и пиная сапогами в живот, если она вздумает кричать и молить о снисхождении.