****
Серое облачко разрыва зенитного снаряда вспухло почти перед самым самолетом. На лобовом бронестекле появилась приличная выщербина. Машину заметно встряхнуло, и перед носом появилась нелепо торчащая почти вертикально неподвижная лопасть винта. Невезуха-то какая… Решил, называется, на свободную охоту в ближний тыл противника сходить. Поймали девятку «мессеров». Двух я завалил, одного Колька, еще одного Голубев с напарником на свой счет записали. Остальные успели в тыл удрать. Знают, гады, что мы в глубину их обороны стараемся не забираться. Мало мне было. Еще свежатинки захотелось. Пошли вдоль линии фронта и тут… Так нелепо попасть под зенитки. И откуда они у немцев здесь взялись? Левой рукой рванул рычаг аварийного управления шагом винта. Хоть какое-то давление в маслосистеме заклинившего движка осталось? Лопасть медленно, рывками, но повернулась на больший угол атаки. Уже легче, зафлюгированный винт теперь меньше тормозить будет. Дальше что? Оба оставшихся НУРСа в белый свет, как в копеечку. Пусковые контейнеры отвалились и закувыркались вниз. Горючку на аварийный слив. Еще около двухсот кэгэ сбросим. Теперь осмотреться. За машиной тянется шлейф бензина, выдавливаемого из баков углекислотой. Колька прилип сзади слева. Пара Голубева на шестьсот метров выше. Мессеров не подпустят, если те появятся. Запас высоты терпимый. До нейтралки должно хватить. Плавно доворачиваю на восток, одновременно жму тангенту передатчика.
— "Голубь первый", "Голубь первый", я «Зверь», как слышишь?
— Отлично слышу, командир.
— Мотор у меня заклинило. Прикрывайте.
— Васька, сам-то цел? — тут же всунулся неугомонный Колька.
— Вроде цел.
Балансирую почти на скорости сваливания. Зато так дальше долечу.
— "Зверь-два", «Зверь-два», ваш курс, немедленно, — прорывается голос начштаба через шум помех. Быстро сообразил, однако. Сейчас штурмана по данным Николая рассчитают место моей вынужденной, и командование тут же вышлет мне на помощь "броневой ударный батальон". Приучил их отец к взаимодействию.
Высота неумолимо падает. Так, линию фронта проскочили. "Больному стало легче, он перестал дышать", вспомнилось вдруг некстати. И чего всякая ерунда в голову лезет? Прыгать уже поздно. Низко слишком. Взгляд рывками бегает по земле. Ищу, куда плюхнуться. Приходится идти с небольшими доворотами, иначе длиннющий капот мотора закрывает почти всю видимость. Вон, вроде бы, подходящее поле. Скольжениями сбрасываю мизерный запас высоты и плюхаюсь "на брюхо". Метров двадцать — пробег нормальный. Чисто автоматически фиксирую соответствие своих мыслей голосу комментатора при запуске ракеты: "двадцать секунд — полет нормальный". Правым крылом натыкаюсь на что-то торчащее из-под снега, и начинается наземная акробатика…