Мы поздоровались. Она сказала, что просто заехала узнать, как идут дела и не нужно ли чего-нибудь, — явно выполняла просьбу мужа, последние сутки занятого на работе.
Мы болтали, пока обходили будущую охотничью «избушку», — ребята уже начали поднимать фронтоны. Сашка Труба, бригадир, ловко управлялся с манипулятором, подавая снизу бревна. Кличку свою он получил за чертовски громкий голос — шёпотом он разговаривал так, как я бы кричал.
Элен задавала всё те же малозначимые вопросы — её, как женщину, больше интересовали сроки («Когда же это всё уже закончится!») и перманентно — «Какие огромные у вас в России растут деревья!»
Мы сделали круг, и я уже готов был, сославшись на занятость, попрощаться, как её взгляд упал на корзину, придавленную бревном, сквозь редкое плетение которой явно просматривался флегматичный гусь.
Первой реакцией любого из соотечественников была бы: «Ух ты! Как это вы его захомутали живьём?!» Элен родилась и жила в Швеции. Посему, подойдя поближе, она с удивлением наивной шестилетней девочки спросила меня:
— Что это?
— Это гусь, — честно ответил я.
— А зачем он тут сидит? Меня начинал разбирать смех.
— Ждёт, — говорю.
— Чего он ждёт? — В серьезности тона, с которым Элен задавала вопросы, было что-то от того самого гуся.
— Обеда. — И я показал ей на костёр с висевшим на слеге котелком.
— Вы будете его кормить? — спросила Элен, широко распахнув глаза.
— Не-е-ет! — взвыл я, давясь подступающим хохотом.
— Вы будете его есть? — Глаза её округлились от ужаса и приготовились наполниться слезами.
— Да, — уверенно, с неким плотоядным акцентом ответил я.
И тут, переменившись в лице, Элен выдала сакральную фразу. Буквально это звучало так: «Илья, я вас очень прошу, отпустите, пожалуйста, птичку на свободу».
Я оказался в сложном положении. Растолковать бригаде нашенских мужиков, дескать, свежепойманный ими обед принадлежит не им, а матушке-природе, то есть опять никому, было невозможно. С другой стороны, заказчик (или его жена) — царь и бог. Субординация, мать её так-перетак!
— Конечно, конечно! Не поймите неправильно. Охота у них в крови… — и так далее и тому подобное. Ну что я ещё мог сказать? Бабло опять побеждало справедливость.
Европейцы очень доверчивые люди. Поверив мне на слово, Элен уехала. Я подошёл к Саше:
— Слушай, только что была Элен. Просила отпустить гуся.
— Что значит ОТПУСТИТЬ?!
Я же говорил — будет трудно.
— А то и значит! Она жена того, кто платит нам зарплату. Сказала отпустить. Очень просила.
— На хрена?!!!
— Ты правда не понимаешь или прикидываешься! Рыбы, что ль, мало!