– Стоять! Лицом к стене!
Ставшая уже привычной команда заставила Егора остановиться и повернуться лицом к стене. В глаза ему бросился номер 87, выведенный белой краской на запертой двери камеры, рядом с которой он оказался. Контролер отпер дверь и бросил Егору, стоявшему у стены:
– Давай заходи, не стесняйся, – а затем, заглянув в камеру, по-приятельски махнул там кому-то рукой и с нескрываемой иронией, мастерски копируя голос Высоцкого в роли Глеба Жеглова из фильма «Место встречи изменить нельзя», добавил:
– Граждане жулики и бандиты, принимайте еще пополнение.
Егор оторвался от стены и, переступив порог помещения, вошел внутрь. Дверь с противным скрипом захлопнулась, оставив его в перекрестье прицелов по меньшей мере десятка пар незнакомых глаз. Новая камера была размером около тридцати квадратных метров и была прямоугольной формы. Из всех, виденных Егором до сих пор, эта камера имела самый ухоженный вид. Ее стены были до половины выкрашены местами выщербленной темно зеленой краской, а дальше, до потолка и на самом потолке, была нанесена относительно чистая побелка. Широкое, забранное толстой решеткой окно, расположенное прямо напротив двери, выходило на глухую кирпичную стену, до которой было всего метра три. Казалось, только потянись через прутья, и ты легко дотронешься до нее рукой, но это была только иллюзия – до стены было минимум метра два. Кирпичная стена была возведена всего несколько лет назад, специально для того, чтобы затруднить арестантам связь с внешним миром, а до этого окна с этой стороны изолятора выходили прямиком на обычную городскую улицу со стоящей прямо напротив изолятора забегаловкой, в которой продавались весьма недурные фыдчины. Теперь улица, заполненная катящимися по проспекту Коста трамваями, автомобилями и спешащими по своим делам горожанами, была наглухо скрыта от тоскующих по воле арестантов и только иногда, если хорошо прислушаться, оттуда доносились приглушенные звуки автомобильных сигналов и раздраженные звонки трамваев.
Справа и слева от входа в камеру, протянувшись от окна почти до самого выхода, стояли длинные сплошные одноярусные деревянные нары, покрытые разноцветными шерстяными одеялами, на которых сидели и лежали около полутора десятков арестантов. Слева нары не доходили с полметра до побитой эмалированной раковины и расположенного за ней отхожего места, отгороженного невысокой, по грудь, перегородкой. А справа они почти упирались в сваренную стальную конструкцию, представляющую собой стол и идущие по бокам лавки с деревянными сидениями. За столом, застеленным чистой клеенчатой скатертью в мелкую клетку, сидели трое голых по пояс плечистых молодых парней. Они неторопливо пили чай из стальных эмалированных кружек и закусывали бутербродами, сооруженными из ломтей свежего белого хлеба и толстых кругов докторской колбасы, ополовиненная палка которой лежала тут же на столе, рядом с работающим маленьким черно-белым телевизором. Позади пьющих чай обитателей, на стенке висела большая старая деревянная полка, плотно заставленная разнообразной посудой, а неподалеку примостилась небольшая закрытая ветхая деревянная тумбочка.