В это время Марта и Макс подошли к очередной достопримечательности
— Вот и площадь Береги Руки с новым епископским мостом, — сказала Марта.
— Я думал, тот мост епископский, — удивился Макс, показывая на узкий мост, упиравшийся в стену епископского подворья.
— И тот тоже. Тот мост намного старше. Первый епископ Ферронский хотел, чтобы его дворец был одним укреплением с монастырем, но не хотел ущемлять братию. Граф тогда отдал ему площадь, которая здесь была раньше.
— Но на площадь выходил тот узкий мост? И епископу пришлось строить новый, широкий?
— Вот-вот. И покупать участок под новую площадь.
— Граф был не дурак. Отдал кусок пустой земли, а взамен получил новый мост. Я бы на его месте так же сделал. А откуда такое название? Тут на руки что-то падает?
— Нет! Тут руки отрывают! — рассмеялась Марта, — Раньше площадь называлась епископской, но недавно местные шутники ее переименовали.
— Епископ был в ярости?
— Он и сейчас в ярости. Предал новое название анафеме и поставил вот этот столб.
На видном месте, но не мешая проезду, стоял высокий столб, на котором красовался дощатый щит с надписью крупными буквами «Епископская площадь». С краю кто-то явно умышленно оставил два жирных отпечатка грязных ладоней.
— Когда мы с оберстом были последний раз в Ферроне, здесь по случаю войны случился неурожай, — вспомнила историю Марта, — и местные мошенники пускали на хлеб муку со спорыньей, плевелами и прочей дрянью. От этого у многих случалась пляска святого Витта. Оберст выразился, что неплохо бы поймать этих хлеболожцев и руки им повыдергивать. Маркус сказал свое обычное «легко, герр оберст», провел облаву по складам, мельницам и пекарням, и выдал виновных нахмистерам с приказом «оторвать руки». Нахмистерами тогда нанялись два оболтуса…
— С чего бы Маркус экономил на нахмистерах? — удивился Макс.
— Он не экономил. Просто не находилось дураков, чтобы на положенное по уставу жалование делать у Маркуса в три раза больше работы, чем в любом другом полку. Поэтому чаще всего ему доставались веселые неудачники, которым все равно, кем работать, лишь бы не работать. Если таких не было, он назначал добровольцев. Так вот, они вытащили арестованных на площадь и принялись отрывать им руки.
— Как? — Макс, имея опыт занятий борьбой, знал, что оторвать человеку руку совсем не просто.
— Лошадьми. Только у них никак не получалось закрепить веревки, чтобы руки оторвались. Веревки обдирали кожу и мясо, сползали до кистей, а потом и с кистей слетали, но руки ни в какую не отрывались. Потом вышел епископ и попросил прекратить это безобразие.