— (с толстой сумкой на ремне, — машинально продолжил Антон),
Коль чужой, гори в огне.
Если свой — то стой и жди,
Ближе к дому не ходи.
В наступившей тишине раздался протяжный скрип открывающейся двери, в проеме показался высокий силуэт и до боли знакомый голос произнес:
— Долго же ты добирался, братик…
Антон застыл, как громом пораженный, потом рванулся, схватил в охапку женщину:
— Не верю, не верю…
Людмила рассмеялась, уж больно комичный вид был у брата.
— Ты??? Что с тобой??? Что??? — задавал бесконечные вопросы парень.
Перед ним стояла сестра, нет, его СТАРШАЯ сестра. В черной копне волос уже пробивались седые пряди, на лице приметой возраста обозначились морщинки. Но, как ни странно, внешне Людмила выглядела совсем неплохо…
…Антон помнил, как удивлялись знакомые родителей, видевшие их вместе. Он — синеглазый светловолосый крепыш с вечно разбитыми коленками, ничем не выделяющийся из ватаги таких же, как он сорванцов, и сестра — его полная противоположность. Людмила-краса — длинные волосы цвета воронова крыла, которые она предпочитала носить распущенными, темные, цвета горького шоколада, глаза, вечная улыбка на ярких губах.
Любимая внучка их суровой бабушки, которая души не чаяла в ней.
Однажды Антон услышал их разговор — бабушка объясняла девочке смысл ее имени, которое сама же и дала внучке:
— Любимая, милая, мягкая, податливая, а посредине — твердое «Д», как удар головой о стенку. Это — стальной стержень, твердая опора, которая не даст согнуться, не даст пропасть в любой ситуации. Имя обязывает, рано или поздно оно себя проявит.
— А значение моего знаешь, ба? — влез в беседу Антон.
Бабушка поморщилась, не то, чтобы она не любила внука, но относилась к нему довольно-таки холодно:
— Человек, Антон, просто человек…. И когда приходит время — этот человек вступает в бой…. У каждого из нас своя судьба, и имя играет в ней не последнюю роль…
Антон и, правда, всегда был изрядным задирой.
Единственно, что роднило брата и сестру — высокий рост и большие, широко расставленные, глаза…
…Сейчас Людмила утратила очарование юности, но обрела нечто большее — красоту зрелой женщины. Ее грудной голос звучал властно и, как ни странно, завораживающе.
— Удивлен? А я ведь тебя, почитай, двадцать лет дожидаюсь. Зеркало-то с характером оказалось, расшвыряло нас как хотело…. Проходи, не бойся, — и добавила насмешливо: — выходи не плачь.
Антон поежился, ему стало слегка не по себе. Войдя в дом, с интересом стал осматриваться — интерьер почти один к одному повторял городскую квартиру Людмилы.
— Ностальгия, проклятая, поначалу сильно мучила, пока не разобралась, что здесь к чему.