— Как он?
— Плохо…
— Мне показалось, что от него несет холодом? Словно ледышку на руках нёс…
Людмила покачала головой:
— Нет, не показалось, он действительно остывает, но пока время есть.
— Как остывает? Но он же ещё живой, значит, должен быть теплым.
— А вот так… Сама не знаю, что там творилось, это за пределами моего понимания. Птаха вот вылечим, он нам все и расскажет.
— Что-то во всем этом есть неправильное… — лениво протянул Антон.
— А вся наша жизнь изначально неправильная, — сказала сестра.
— Наша? И в чем же? Что мы не так делали в своей жизни? — внезапно разозлился парень, — жили себе и жили… Никого не трогали, пока ты не нашла эту дрянь, которая забросила нас сюда.
— Я не о нас с тобой говорю, — поморщилась Людмила, — о людях вообще. Нельзя жить в мире и быть такими равнодушными к нему. Посмотри, планета живая… Она так же, как и мы, страдает от боли и плачет от счастья, горюет от нашего безразличия и пытается удержать нас от фатальных ошибок. Только мы не хотим этого замечать…
Антон промолчал. Что скажешь, если сестра права? Он наблюдал, как медленно поднимается вверх и расплывается в окружающей темноте дым костра.
— Создание людей стало чьей-то роковой ошибкой…
— Бог, наверное, до сих пор локти кусает, — ухмыльнулся парень.
— Не думаю, что он знает об этом. Никого уже не осталось даже здесь, что уж говорить о нашем времени, когда ничем не оправданная жестокость стала нормой жизни, когда ради сиюминутных удовольствий мы губим окружающий нас мир… Неужели же ты думаешь, что все это осталось бы безнаказанным, если бы кто-то мог нас остановить? — Она помолчала и продолжила: — Только боги ушли, и святые не зрячи, и холоден ветер забытых руин…
— Ты поговори с Тимофеем, он тебе расскажет о будущем, о том 'прекрасном далёко'. Вот там, по-моему, уже все проблемы решены.
— А сколько пришлось пережить человечеству, чтобы решить эти, как ты говоришь, проблем?.
— Например, завалить главного злодея всех времен и народов Кащея, — Антону внезапно стало смешно. Тут бы добраться до избушки сестры живыми, здоровыми, а они философствуют у костра, озабоченные судьбой человечества. — Ты спи давай, когда ещё отдохнуть придется, — и закрыл глаза, все еще мысленно посмеиваясь над сестрой.
— Хортов! Позовите хортов!
У вскочившего Антона от пронзительного вопля заложило в ушах, а когда он увидел, что кричит Птах, бьющийся в корчах, похолодела спина. Только этого не хватало…
Баюн всеми лапами удерживал бесенка, не давая ему подняться, а Людмила стояла над бесенком на коленях и, прикрыв глаза, с отрешенным лицом водила пальцами по телу Птаха, беззвучно шепча.