Звонко тенькнула над головой туго натянутая струна. От резкого звука заломило зубы. Услышали, отозвались все-таки… Пора…
Отскочила спешно, чтоб не задело её ненароком.
Глухой вой, полный невыразимой злобы, оглушил ведьму и тут же прервался. Закружилась над восковой куколкой заверть буроугольная, превратилась в веретено юркое, зависло над ней на миг, да и втянулась в обманку. Схватила чародейка куколку-чернушку, свернула ей голову, не обращая внимания на болезненное колотье в кистях, разломала на кусочки мелкие. Потом ногой разметала землю могильную, чтобы пути назад никто не нашел.
Ну, вот, теперь можно и о теле подумать… Пучком крапивы, смоченной в живой воде, прошлась с головы до ног по бесенку, смывая налет навьей изморози и приговаривая:
Чиста вода,
Сокрушаешь ты снега
и следы нечистые,
хожженьица тяжелые заступаешь,
а, заступая, занимаешь чистотой.
Так сокруши ты и в Недоле
крови порченые, стылые,
Заступи насыльные пагубы,
изыми тяжелые маяты.
Займи, животворная,
Место прочно,
Не на миг, не на час, а навсегда…
Разжала стиснутые зубы, влила немного водицы в рот. Зашипела вода, легким паром поднялась вверх.
— Маловато будет, — решила ведьма, щедро плеснула из глиняной бутыли ещё, не жалеючи нисколько, да не рассчитала малость.
Вздрогнул Птах, едва не захлебнувшись.
— Шоковая терапия, — невозмутимо пояснила чародейка, не вдаваясь в подробности.
— Мы дома? — бесенок распахнул удивленно глаза. — А как?..
— Дома, дома… не болтай почем зря… — Ещё не хватало остаток сил тратить на рассказы о том, что было. — Всему свое время. Лежи, не вскакивай, тебе отдохнуть надо, да и мне не мешало бы.
'На чем только сама держалась все это время, самой непонятно, — думала Людмила, вплетая в красную самопрядную шерсть сухие побеги кошачьей травы, спорыша, плакун-траву, корешки морозника и жилку серебряную заговоренную от всякой напасти. — Птаху сейчас наузов (см. ссылку 1) навяжу, а потом в баньку и спать… — Она глянула на бесенка. Тот задремал, пока она возилась, но во сне метался, будто сражался с кем-то незримым. Чародейка подумала и добавила в плетение ещё и белены, от горьких мыслей защитницу. — Все одно пригодится… .
Закончив плетение нити, долго колдовала над каждым узлом, под размеренный речитатив наговоров тщательно вывязывая их на запястьях бесенка, на щиколотках, делала про запас исцеляющие наузы для ношения на груди. Не знала точно, какой наверняка поможет, вот и применяла весь доступный ей арсенал. Лишним не будет…
'Вот и все… Если и осталось во мне чего чародейного, так это только бабушкино кольцо, 'вечное', как Кащей… — Людмила бросила в печь веник, которым заметала остатки земли с пола и кусочки восковой куколки. — Все в Птаха ушло… — Она оглянулась на лавку, куда уложила бесенка. Капельки обильной испарины блестели в серой шерстке. — Ничего, к утру должен отойти'.