На ночлег он остановился возле клубящегося ручья, а с рассветом начал взбираться к хижине, где в первый раз встретился с Кулейном лак Ферагом. Она не изменилась, а дым, поднимающийся из невысокой трубы, обрадовал его и успокоил. Он спешился, и тут из хижины вышел могучий великан с мечом в руке.
Прасамаккус захромал к нему, надеясь, что его почтенные годы и явное увечье рассеют опасения незнакомца.
– Кто ты, старик? – спросил великан, шагнув вперед и прижав острие меча к груди Прасамаккуса.
Бригант скосил глаза на лезвие, потом посмотрел в светлые глаза воина.
– Я не враг.
– Враги являются в разных обличьях. – Вид у воина был усталый, под глазами чернели круги.
– Я ищу юношу и девушку. Один друг сказал, что они должны быть тут.
– Какой друг?
– Его имя Кулейн. Он привел их сюда, чтобы они были в безопасности.
Воин положил меч, повернулся и вошел в хижину.
Прасамаккус последовал за ним. Он увидел раненого, лежащего на узкой кровати. Бригант нагнулся над ним и увидел, что раны затянулись, однако кожа у него была землисто-бледной и дыхание казалось еле заметным. На груди у него лежал черный камешек с тончайшими золотыми прожилками.
– Он лежит так уже много дней. Я больше ничем не могу ему помочь.
– А девушка?
– Похоронена снаружи. Она погибла, защищая его.
Прасамаккус уставился на лицо раненого – лицо Утера. Те же высокие скулы, тот же сильный подбородок, те же густые брови и прямой длинный нос.
– Магия почти исчерпалась, – сказал Прасамаккус.
– Я так и думал, – ответил великан. – Вначале камень был золотым с черными прожилками, но с каждым днем чернота ширилась. Он умрет?
– Боюсь, что да.
– Но почему? Раны же заживают хорошо!
– Недавно я видел другого воина в таком же состоянии, – ответил бригант. – Мне сказали, что его дух покинул тело.
– Но ведь это то же, что смерть, – возразил Олег. – А мальчик жив.
Прасамаккус пожал плечами и взял руку Кормака за запястье.
– Пульс очень слабый.
– У меня есть похлебка, если ты голоден, – сказал Олег, отходя к столу. Прасамаккус прохромал к стулу и сел.
Когда они поели, Олег рассказал бриганту о бое на поляне и как его собственная дочь Рианнон предала их.
Прасамаккус слушал молча, читая боль в глазах Олега.
– Ты очень любишь свою дочь, – сказал он потом.
– Больше не люблю.
– Чепуха. Мы растим их, мы лелеем их, мы понимаем их, мы плачем из-за их слабостей и печалей. Где она теперь?
– Не знаю. Я ее прогнал.
– Понимаю. Благодарю тебя, Олег, за твою помощь принцу.
– Принцу?
– Он сын Утера, верховного короля Британии.
– Он говорил не как знатный человек.
– Да. Жизнь не позволила ему занять подобающее место.