За дверью завыл ветер, сотрясая ее, заставляя подпрыгивать на кожаных петлях.
– Они отыщут нас, – прошептала Рианнон со стоном. Ладонь Андуины скользнула над лицом девушки и опустилась на ее лоб.
– Усни, – прошептала она, и Рианнон опять легла на пол.
– Кто за ними охотится? – спросил Кормак.
– У нее в мыслях хаос. Я увидела мужчин в темных туниках с длинными ножами. Ее отец убил двоих, и они бежали в горы. Мы поговорим с ней, когда она проснется.
– Нам не следовало допускать их сюда.
– Но что нам оставалось? Они нуждались в помощи.
– Может быть. Но я отвечаю за тебя, а не за них.
– Если ты так чувствовал, то почему не сбросил свою ношу в горах, когда тебе показалось, что ты умираешь?
Кормак пожал плечами:
– У меня нет ответа. Но поверь, если бы я подумал, что они навлекут на тебя опасность, я бы без колебаний перерезал горло им обоим.
– Знаю, – сказала она грустно. – Об этой стороне твоего характера я стараюсь не думать. – Она вернулась в постель и ничего больше не сказала об их незваных гостях.
Кормак сел у огня. Внезапно его охватила тоска, сердце налилось свинцом. Появление отца и дочери погрузило горы в тень. Вернулась вся безобразность мира насилия, а с ней и страх, что Андуину у него отнимут.
Взяв меч, он начал натачивать лезвие длинными движениями оселка.
* * *
Андуина проспала дольше обычного, и Кормак, выбираясь из постели, не разбудил ее. В очаге дотлевали угли, и он подсыпал трут, пока не заплясали языки огня. Потом положил на них поленья, и вскоре в комнате повеяло теплом. Кормак опустился на колени рядом с белокурой девушкой – цвет кожи у нее был теперь здоровым, дыхание ровным. Ее отец негромко похрапывал. Кормак подошел к нему и уставился на его лицо, сильное, волевое, почти квадратное из-за черной бороды, которая блестела, словно ее смазали маслом. Нос был расплющен и искривлен, а вокруг глаз и на лбу виднелись шрамы. Взглянув на его правую руку, лежавшую поверх одеял, Кормак увидел, что и она вся в перекрещивающихся рубцах.
Храп оборвался, мужчина открыл глаза. Во взгляде, который он устремил на юношу, не было и следа сонливости.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Кормак.
– Живым, – ответил тот, уперся могучими руками в кровать и сел. Потом откинул одеяло и посмотрел на свою ногу, которую Кормак уложил в грубые лубки.
– Наверное, ты искусный лекарь. Никакой боли, будто я ее и не ломал.
– Не слишком на нее опирайся, – сказал Кормак. – Я вырежу тебе костыль.
Мужчина свесил голову и посмотрел на свою дочь у очага. Убедившись, что она спит, он улыбнулся, показывая щербатые передние зубы.