Внезапно щеки ее стали горячими. Если бы она сегодня не пришла к нему в спальню, то этот проклятый упрямец мог до самой своей смерти не признаться ей в любви. Порывистый, горячий нрав Леа вечно приводит к каким-нибудь дополнительным сложностям, но на сей раз он сослужил ей добрую службу. Господи, иначе она могла вечно терзаться мыслями о том, что он любит не ее, а Рэйчел! Поначалу она опасалась, что Тревор принял ее именно за сестру, но он назвал имя, показав, что верно угадал, кто перед ним.
Наивысший пик их единения оказался не менее потрясающим, чем все предшествующие ласки. Леа помнила каждую деталь, словно все случилось только что. В тот миг, когда теплая влага проникла в ее чрево, все тело Тревора напряглось. Шепча ей на ухо слова любви, он постепенно расслабился, и под тяжким весом она сильнее вдавилась в мягкую перину. Ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Потом он поцеловал ее словно в беспамятстве, и Леа изогнулась под ним, желая, чтобы он снова и снова любил ее.
Слова его стали совсем невнятны, и она немного смутилась, когда Тревор переместился вбок и улегся рядом. Повернувшись к нему лицом, Леа положила ладонь сверху. Невозможно было удержаться, чтобы не перебрать пальцами завитки волос, покрывавшие его грудь и середину живота. Тревор поймал ее руку и не отпускал, бормоча что-то совершенно бессмысленное. Но она не послушалась его слабых протестов и дала волю фантазии. Ведь когда они были близки, Тревор гладил и ласкал ее всю, а у нее не было сил, чтобы ответить на эти ласки.
Отличия мужского тела от женского показались Леа удивительно занимательными. Гладкая кожа покрывала твердые мускулы его рук, плечи были широкими и крепкими, живот — плоским и жестким. Когда она продолжила свое исследование, Тревор лишь глухо рычал, но больше не останавливал ее руки. Вспомнив о причине своего прихода, Леа свесилась с края кровати и обшарила пол возле нее. Наконец ей удалось найти пузырек с притиранием, который она уронила раньше. Став перед Тревором на колени, девушка погрузила пальцы в баночку и осторожно намазала бальзам ему на ногу.
Он вздрогнул в ответ, но быстро расслабился и успокоился. Обеими руками Леа принялась втирать мазь в рубец, собственной кожей ощущая, как надо прикасаться, чтобы не сделать больно. Она ощутила напряжение Тревора и надеялась, что это не от ее неловкости. Понимая теперь, какую боль может приносить подобная рана, Леа ощутила, как на глаза ее навернулись слезы. Ведь поначалу она проявляла к нему так мало сочувствия. Теперь оставалось лишь от всей души жалеть о былом бессердечии, но ведь тогда она и не любила его, видя в Треворе лишь угрозу дому и своему положению на плантации.