Сглотнув ощущение тошноты, он обернул смятую простыню вокруг талии, потом доплелся до умывального столика и поплескал себе в лицо. Казалось, что болят даже волосы на голове! Резкий стук в дверь отозвался где-то в области затылка; Тревор прижал ладони к ушам и проворчал:
— Войдите.
Переступив порог комнаты, Хипи, державшая в руках свежие простыни, тихонько хмыкнула. Следом за нею появился мальчик с серебряным подносом. Кофе источал восхитительный аромат, а еда выглядела самым аппетитным образом, но у Тревора при мысли о беконе и жареной картошке сжался желудок.
— Доброе утро, Маста майор, — весело приветствовала его Хипи и положила стопку белья на кровать. — Надеюсь, вы чувствуете лучше, чем смотритесь.
Тревор не задумываясь кивнул и сморщился от нового приступа боли. Хипи заметила разбитый стакан возле комода, цокнув языком, прошла вглубь комнаты и принялась один за другим подбирать осколки и складывать их на раскрытую ладонь. Звяканье стекляшек вернуло Тревора в прошедшую ночь. Мальчик поставил поднос на ночной столик, улыбнулся и удалился прочь. Думая, что Хипи последует его примеру, Тревор вернулся в постель. Когда он поднял кофейник над чашкой, рука его дрожала.
Лишь неспешно закончив прибирать комнату, Хипи обратилась к Прескотту:
— Если вам будет надо что-то, вы только позвоните.
— Благодарю, — приподнимая с подноса кофейник и свою наполненную чашку, Тревор добавил: — Забери, пожалуйста, еду.
Хипи сочувственно глянула на майора и повиновалась. Осторожно, стараясь не двигать головой и держать ее вертикально, Тревор поставил кофейник па столик. Потом сделал глоток, обжег язык и верхнее небо, но воспринял этот пустяк как некое предзнаменование грядущих неприятностей.
А между тем ливень превращался в настоящую бурю. Сегодня на плантациях делать нечего. Радуясь, что не придется вдобавок ко всем бедам печься на солнце, Тревор опять добрался до умывальника и стал долго и сосредоточенно умываться, нарочно оттягивая момент бритья — у него сегодня очень сильно дрожали руки. Ведь в таком состоянии, чего доброго, можно и горло себе перерезать!
И только хорошенько ополоснувшись холодной водой, Прескотт наконец приступил к самому опасному. Он нарочно не всматривался в зеркало, чтобы не видеть в нем свои осунувшиеся черты, а задрав подбородок, немедленно приблизил лезвие к коже. Но едва он начал соскребать щетину, как вдруг перед его взором отчетливо возникло видение. Как раз к этому месту, где находилась бритва, прикасаются губы Леа, теплые и искусительные губы. Кровь моментально вскипела в венах. Он неосторожно вздрогнул, и острое лезвие впилось в кожу. Бормоча проклятия, Тревор схватил край простыни и приложил к порезу.