Эрле вернулась к креслу, молча села в него, внимательно, из-под ресниц наблюдая за лицом собеседника. Внешне оно было спокойным и гладким; поймав пронзительный и напряженный взгляд Карла — не на нее, на вазочку с виноградом — Эрле позволила себе холодно усмехнуться:
— Да вы договаривайте, договаривайте. Что ж на полуслове-то замолчали…
Он не ответил, потом, спохватившись, провел рукой по виску — словно утирая пот; еще раз взглянул на вазу — Эрле подумала, виноград сейчас расплавится — потом произнес глухо:
— Сделайте меня писателем.
Она молчала. Тогда он продолжил — сначала осторожно и сухо, потом со все большим жаром:
— Мне не надо величия и славы. Я не хочу, чтобы мое имя прогремело в веках и дошло до потомков. Я согласен довольствоваться малым: знать, что я написал неплохой роман, и иметь возможность перечитывать его без отвращения.
Эрле молчала.
— Вы знаете, что это такое — вскакивать среди ночи с головой, полной идей? — спросил он очень тихо. — Бежать записывать, восторгаться — а поутру перечитывать и находить там все то же самое: серые бледные слова, неуклюжие обороты, сто раз высказанные идеи… Знаете, какая это мука — писать, мечтать, лететь, творить — а творчество раз за разом оказывается всего лишь копированием, жалким подражательством, а крылья — неуклюжими и деревянными… не то что летать — ходить по комнате опасно: зашибешь ведь кого-нибудь… Вы знаете, что такое подыхать от жажды, когда другие поливают водой цветочки? — его голос стал еще тише. — Неделю назад у меня умер отец. Он умирал, в другой комнате рыдала мать, а я сидел возле его постели и мог думать только об одном — это страдание, это живое страдание, которого мне так не хватало, а значит, я наконец сумею дописать свою главу… — он замолчал. Сдавил ладонями виски — так, будто хотел, чтобы его голова треснула.
— Съешьте виноградину. — Эрле откинула голову на спинку кресла, проговорила, глядя в потолок — простой, белый, с лепниной — Марк не захотел, чтобы на нем что-то было изображено: — Мне не нужна ваша душа. Я вообще не представляю, можно ли с вами что-нибудь сделать… Вы знаете, что у вас другой талант? — она посмотрела на него пристально, он ответил ей пустым и невидящим взглядом, потом пробормотал чуть слышно:
— Это неважно. Я не хочу заниматься ничем другим.
— Если вы подождете, — сказала Эрле мягко, — со временем вы начнете писать все лучше и лучше. Это я вам обещаю.
Карл повернул голову так, что она могла видеть его лицо только в профиль, и зачем-то посмотрел на напольные часы.
— Ждать? Сколько? — спросил он быстро. — Месяц, два? Год?