— Да, о самом главном-то я вас и не спросил! — воскликнул он с вымученной веселостью. — Они — мои стихи то есть — хотя бы вам-то понравились? — говоря это, он смотрел только на Эрле.
— Очень, — откликнулась та искренне. — Особенно то, про пепелище, в самом конце — помнишь? Ну, про лекаря, который спасал людей, а когда загорелся его дом — соседи побоялись прийти на помощь, потому что опасались — он продал душу дьяволу: уж слишком хорошо он их лечил… И лекарь сгорел, а вместе с ним — его жена и рыжая собака, которая единственная пыталась их спасти… И только его маленькую дочку вытащили из огня. Очень правдивое стихотворение — как будто ты сам там был и все видел.
Марк молчал. Себастьян тоже. Потом достал из кармана платок, промокнул лоб и спросил — очень осторожно, словно нащупывая под ногами почву:
— Так ты… не знала про Стефана?
Эрле растерянно сморгнула — потом беспомощно оглянулась на мужа, словно ища поддержки, тихо вымолвила:
— Н… нет. Я не знала…
В комнату вошла Катерина, неся в руках поднос с тремя бокалами; Эрле немного замедленно взяла два — себе и Марку; машинально отпила глоток ледяного напитка, даже не почувствовав вкуса, и оставила бокал в руках, тупо поворачивая его на ладони.
Тишину нарушил Марк.
— Дорогая, — ласково пожурил жену он, — ты так и не собираешься говорить, что у тебя теперь тоже книга стихов есть?
— Это правда? — переспросил Себастьян, глядя на Эрле.
— Да, — ответил за нее муж, — и ее, кстати говоря, даже неплохо раскупают, так что в убытке я точно не останусь.
— Вот как? — протянул гость все тем же странным тоном. Молодая женщина зябко передернула плечами:
— Я не думаю, что это важно.
— Для меня важны все твои… успехи, — с расстановкой возразил молодой человек. Эрле взглянула на него исподлобья:
— Мои стихи не стоят того, чтобы о них говорить. Ты мастер, тогда как я не тяну даже на подмастерье. Запомни это, пожалуйста.
Себастьян улыбнулся ей печально и нежно, одновременно берясь за лежащую рядом с ним на кресле шляпу:
— Спасибо тебе, Эрле. Вот этого у меня, наверное, никому не отнять… Ты единственный человек, кто всегда верил в мою звезду — несмотря ни на что, даже на то, что ты…
— Ну-ну, — мягко перебила его молодая женщина. — Не вынуждай меня который раз повторять одно и то же — в смысле, что я невысокого мнения о собственных сочинениях, — и удивилась, запоздало заметив его движение, — так ты что же, уже уходишь?
— Да, — сказал Себастьян, поднимаясь на ноги и ставя нетронутый шербет на столик. — Мне уже пора.
— Но почему? — огорчилась Эрле. — Неужели даже на обед не останешься?