Я хмурю брови. Она просто обязана была начать со мной спорить! Почему она со мной не спорит? Ах да, понятно почему. Я для нее просто-напросто дряхлый старик. Нельзя волновать здешних обитателей, особенно этого старого Янковского. А то швырнет в вас желе, а потом скажет, что он случайно.
Она уходит.
— Эй, — окликаю ее я, — а где мои ходунки?
— Просто позовите меня, и я отвезу вас обратно.
— Нет, я хочу ходунки. Ходунки должны быть всегда под рукой. Принесите ходунки.
— Мистер Янковский… — начинает сиделка, скрещивая руки на груди и глубоко вздыхая.
Из бокового вестибюля, словно ангел небесный, появляется Розмари.
— В чем дело? — спрашивает она, переводя взгляд с меня на девушку с лошадиным лицом и обратно.
— Я просил ходунки, а она отказалась их принести.
— Я не отказалась. Я только сказала…
Розмари останавливает ее жестом.
— Мистер Янковский любит, чтобы ходунки были рядом. Всегда так было. Раз он просит, вы уж ему принесите.
— Но…
— Никаких «но». Принесите ему ходунки.
Лошадиное лицо сиделки оскорблено вспыхивает, но тут же оскорбление сменяется враждебной покорностью. Она бросает на меня убийственный взгляд и отправляется за ходунками. Проносится по вестибюлю, демонстративно неся их перед собой, и с грохотом швыряет рядом с моим креслом. Жаль, что на ходунках резиновые наконечники, а то приземлились бы они сейчас не с жалким визгом, а со звоном. А так совсем не то впечатление.
Я ухмыляюсь. Ничего не могу с собой поделать.
Она стоит рядом, подбоченясь, и глядит на меня в упор. Ждет, чтобы я сказал ей спасибо, не иначе. Я медленно поворачиваю голову, подняв подбородок, что тот египетский фараон, и нахожу взглядом пурпурно-белый полосатый купол шапито.
Полоски меня раздражают: в мое время в полоску были только торговые палатки. Купол шапито должен быть белого цвета — по крайней мере, в начале сезона. Потом, конечно, шатер постепенно покрывался грязью и травяными пятнами, но полосатым не бывал никогда. Похоже, продают они все то же самое: воздушную кукурузу, леденцы, шарики. Впрочем, в руках у детей я замечаю сверкающие мечи и еще какие-то движущиеся и мигающие игрушки, но до них слишком далеко, и я не разберу, что это такое. Догадываюсь, что родители выложили за них целое состояние. Кое-что не меняется. Лохи остаются лохами, а артиста всегда можно отличить от разнорабочего.
— Мистер Янковский!
Надо мной склоняется Розмари. Наши глаза встречаются.
— А?
— Поедете на ланч, мистер Янковский?
— А что, уже пора? Не может быть! Я здесь совсем недавно.
Она смотрит на часы — на настоящие часы, со стрелками. Слава богу, электронные часы как появились, так и исчезли. И как только люди не понимают, что «можно» далеко не всегда означает «нужно».