Я забочусь об этих лошадках ежедневно. Вычищаю стойла, задаю корм, приношу воду, чищу перед представлением. Всячески балую и похлопываю по шеям. Они — столь же неотъемлемая часть моего окружения, как Дамка, но увидев номер Марлены, я уже не могу относиться к ним по-прежнему. Они стали для меня частью самой Марлены — частью, волею судеб оказавшейся прямо рядом со мной.
Я перебираюсь через загородку и кладу руку на лоснящийся черный круп. Ночной просыпается, удивленно фыркает и поворачивает голову.
Увидев, что это всего лишь я, жеребец вновь отворачивается. Уши обвисают, глаза закрываются, а весь свой вес он перераспределяет на одну из задних ног.
Я возвращаюсь в козлиный загончик и убеждаюсь, что Верблюд дышит. А потом укладываюсь на попону и вижу такой сон о Марлене, за который запросто продал бы душу.
На следующее утро возле раздаточных столов Уолтер пихает меня под ребро:
— Имей в виду!
— Что?
Он показывает пальцем.
За нашим столом сидят Август с Марленой. Они здесь впервые после того несчастного случая.
Уолтер окидывает меня взглядом.
— Ты как, ничего?
— Какие могут быть вопросы, — раздраженно отвечаю я.
— Ну, ладно. Я так, на всякий случай.
Мы проходим мимо вечно бдящего Эзры и расходимся по своим столам.
— Доброе утро, Якоб, — говорит Август, когда я ставлю на стол тарелку и присаживаюсь.
— Август. Марлена, — киваю я им по очереди.
Марлена быстро поднимает взгляд и тотчас же утыкается им обратно в тарелку.
— Как себя чувствуешь в столь чудесный день? — интересуется Август, подцепляя вилкой омлет.
— Неплохо. А вы?
— Прекрасно, — отвечает он.
— А вы, Марлена? — спрашиваю я.
— Намного лучше, спасибо.
— Видел вчера ваш номер, — продолжаю я.
— Правда?
— О, да, — я расправляю салфетку и стелю ее на колени. — Он… даже не знаю, что сказать. Он был великолепен. В жизни не видел ничего подобного!
— Да ну? — Август поднимает бровь. — Никогда-никогда?
— Именно. Никогда.
— Вот те на.
Он смотрит на меня, не мигая.
— А я думал, это благодаря номеру Марлены ты решил у нас работать. Что, Якоб, разве я не прав?
Сердце у меня вот-вот выскочит из груди. Я беру вилку в левую руку, нож в правую — по-европейски, как мама.
— Я соврал.
Я втыкаю вилку в сосиску и начинаю пилить ее в ожидании ответа.
— Прости, что?
— Я соврал. Соврал! — я швыряю нож и вилку с кусочком сосиски на стол. — Что, съели? Понятное дело, я и слыхом не слыхивал о «Братьях Бензини», прежде чем запрыгнул в ваш поезд. Да кто вообще знает о «Братьях Бензини»? За всю свою жизнь я был только в одном цирке — у Ринглингов, и это было потрясающе. Слышите? Потрясающе!