— Допустим.
Больше, чем иронию в свой адрес со стороны полковника, она ненавидела его сочувствие.
— Подумай сама, будь это профессиональные преступники, разве стали бы они напиваться до положения риз и палить из ружей по товарищам? Наемные убийцы в основном люди непьющие. Хоть с этим ты согласна?
Даша неуверенно кивнула.
Видя, что возражений не будет, Полетаев продолжил:
— Кроме того, я видел, как они стреляют. Уверяю, даже ты в школе делала это лучше.
Даше вдруг стало тоскливо. Наверное, и вправду, с возрастом люди мозгами каменеют.
— И что теперь будем делать?
Полковник вопросительно приподнял бровь.
— Ты это в каком смысле интересуешься? В глобальном или по поводу ближайших трех часов?
— Да все равно. — Она устало поднялась. — Как-то нескладно все получается. И гостиница дрянь, и погода хуже некуда, да и женихов никаких.
Полковник рассмеялся.
— А как же Артур? И красавец хоть куда, и тебе вроде приглянулся.
— С чего ты взял?
— Да видел я, как ты ему двумя глазами подмигивала.
— Никому я не подмигивала! — вспыхнула Даша. — К тому же его Ольга неусыпно пасет. Да к нему ближе чем на пять метров и подходить-то страшно.
Полетаев сочувственно кивнул:
— Угу. Жаль. Себя мне предлагать вроде как неудобно, подумаешь, что напрашиваюсь.
— Не подумаю. — Она вздохнула тоскливо-тоскливо. — Слушай, а может, мне и правда за тебя замуж выйти?
Возмущенный взор был ей ответом.
— Я что, просроченный товар в бакалейной лавке? — Даша увидела шанс отыграться за перенесенное унижение.
— Ну что не первой свежести, так это точно. — Полковник набычился.
— Извини, хоть это и не в моих правилах — я обычно не выставляю женщин из своего дома, но… В общем, ты будешь первой. — Он встал и широким жестом указал на дверь. — Всего хорошего!
У Даши не было сил ни возражать, ни сопротивляться. Вяло махнув лапкой, она побрела к двери.
— Всего хорошего…
Со спины она напоминала побитого бассета. Ну разве что уши короче.
Обратно в номер идти совершенно не хотелось. Не хватало только выслушивать сейчас еще и нотации собственной малолетней сестры. Она взглянула в окно. Судя по мотающимся из стороны в сторону кронам деревьев, погода на улице стояла отвратительная.
«Вот и хорошо, — с обреченной тоской решила Даша. — Может, простужусь и помру».
Выйдя на улицу, бедняжка побрела к озеру. Для нее этот укрытый глубоким снегом водоем с самого приезда был каким-то сакральным местом. Спотыкаясь и поскальзываясь на обледенелой тропке, она дошла до того, что, судя по буклетам, летом является набережной. Дорога как дорога, разве что огорожена чугунной решеткой. Пряча от ветра лицо в ладонях, Даша прошлась туда-сюда вдоль ограды и, обнаружив лестницу, даже спустилась к самому озеру по витым гулким ступеням. Но дальше идти побоялась — неизвестно, какой глубины тут сугробы, можно и по уши в снег зарыться. Потоптавшись на последней ступеньке и не найдя вокруг ничего занимательного, она вскарабкалась наверх. Солнце слепило так, что различить, где озеро, где просто снег, а где небо, практически было невозможно. Ни на что нельзя было смотреть без слез. Сильные порывы ледяного ветра насмерть примораживали слезы к коже, превращая в общем-то и без того унылое мероприятие в форменное мучение. И тем не менее Даша терпела. С одной стороны, она словно схимник наказывала себя за собственную глупость, а с другой — просто не знала, куда идти. Ей казалось, что сейчас любой, кто ее встретит, начнет тыкать в нее пальцем и смеяться.