Я вспомнил про компас — картушка у меня сильно залезла вправо — и завертел штурвалом.
— Ты что, матрос? — спросил кеп. — Ты лево не ходи. Так и вожак порвать недолго.
— Есть не порвать.
"Маркони" опять искал базу: "Я восемьсот пятнадцатый, как слышите?", а когда она откликалась, и мы все замирали, и кеп кидался в радиорубку, вдруг снова влезал шотландец со своей морзянкой и щебетал, выстукивал. Три точки три тире — три точки. Спасите наши души![61] Три точки — три тире — три точки. Мне страшно, несет на скалы, глубина под килем… координаты… Я зову вас, а вы не откликаетесь!
Они, наверное, тысячу раз проходили под этими скалами, знали, что их ждет. И, наверное, все надежды уже потеряли. Тут ничего не поделаешь. И ангел не явится, и чайка не прилетит. Просто рука у ихнего «маркони» сама выстукивала: три точки — три тире — три точки.
Потом все смолкло. Но это не шотландец умолк, это наш «маркони» перешел на шестьсот метров, потому что была уже четверть четвертого и стрелка снова пришла в красный сектор.
Там он опять защебетал. Его слушали целую минуту. Потом заговорила береговая:
— Примите радио шотландского траулера. Всем, кто пытался нас спасти. Вы сделали все, что могли. Мы понимаем. Мы всем вам желаем счастья. Передайте приветы нашим близким.
И никто на это не откликнулся. Это правда, у всех были карты.
Кеп встал против окна, заложил руки за спину. По стеклам ляпало пеной, потом снегом и снова пеной.
Я сказал:
— Их там уже нету, сетей.
И почувствовал, как у меня задрожали ладони на шпагах. Все, кто был в рубке, уставились на меня. Кеп спросил:
— Почему думаешь?
— Он вожаковый, — сказал Жора. — Ему видней.
Кеп смотрел на меня:
— Ты что, трос пощупал?
— Да.
— А чем ты его щупал? — спросил Жора. — Не топориком?
Я сказал:
— Да.
— То-то слышно было, — сказал Жора, — по капу звездануло.
Кеп снял шапку, вытер ею лицо. Он даже вспотеть успел в один миг.
— Почему же молчал?
"Дед" за меня ответил:
— Николаич, он тоже страху подвержен.
— Ты знаешь, — спросил кеп, — что ты под суд пойдешь?
— Знаю.
— И что я с тобой вместе?
— Когда рубил — не знал.
"Дед" сказал:
— Он правду говорит.
— Ну что, вместе посидим. На одной скамейке. Как думаешь, веселей нам вдвоем будет? — Кеп снова надел шапку. — Поверни пароход носом по курсу. Пойдем, как люди. Клади лево руля.
Я положил. «Дед» переключил телеграф на передний. Рубка накренилась почти отвесно — когда мы повернулись лагом, — потом выровнялись.
— Одержи, — сказал кеп. — Вот так. Спасибо, рулевой. А теперь выйди к собачьим чертям из рубки. И чтоб я тебя больше никогда в ней не видел.