— Ладно, ладно, — успокоил его Скворцов, почувствовав, что надо его и приободрить — не все же критиковать. — Ты вообще неплохо справляешься. Еще совсем немного постараться. Есть, кстати, идея: не выступить ли тебе с лекцией? Так сказать: «Мистика и мистификация с точки зрения масок». А? Могу подкинуть несколько тезисов. Скажем, так: одно дело подменять лицо маской, зная ей цену, другое — творить из нее кумира… ну и так далее. Как ты находишь?
— Ха-ха, ужасно остроумно и глубокомысленно, — огрызнулся Цезарь.
— Да что с тобой сегодня? — поразился Глеб. — Ты опять был у Нины?
— Был.
— Интересно, о чем вы с ней разговариваете?
— Без вас не найду, о чем поговорить, — ухмыльнулся масочник.
— Ну, а она?
— Она больше слушает.
— И прикрывает глаза?
— Угу. Она очень серьезно ко мне относится, — похвастался он.
— Она всегда всерьез принимала мои шутки, — усмехнулся Глеб. — Хорошо еще, что от шуток дети не рождаются.
— Как знать… — многозначительно заметил масочник.
— Ого, — внимательно взглянул на него Скворцов, — это мне уже нравится. Ты входишь в роль. Присматриваешься, как бы и с нее сделать маску?
— Мало ли что присматриваюсь, — Цезарь отвел взгляд в сторону. — Не со всякого получается.
— Как это не со всякого?
— Так, не со всякого.
— Что ж у тебя, способностей не хватает? — попробовал уязвить Глеб.
— Что умею, то делаю. Не могу ж я снимать кожу с живого лица. Я не ацтекский жрец.
— При чем тут ацтекский жрец?
— Это ацтекские жрецы на празднике жатвы танцевали в коже, снятой с только что убитой женщины.
— Откуда ты и это знаешь?
— Уж про маски-то я знаю не меньше вашего, — фыркнул Цезарь.
— И то верно, — миролюбиво согласился Глеб, заинтересованный его рассуждениями. — Так, по-твоему, есть лица, с которых нельзя снять маски?
— Теоретически все можно, — скривил губы Цезарь. — А я испытываю на практике. Кроме того, маски бывают только комические. А трагических масок не бывает.
— Невежда! — насмешливо сказал Скворцов. — И ты еще хвастаешься познаниями! А греческие маски?
— Какие? Это те, у которых рот полумесяцем вниз и глаза вот так? — Цезарь забавно искривил расплывчатый рот, и глаза его на очках тоже оттянулись уголками вниз. — Мало ли что можно назвать каким-нибудь словом! А вы ее попробуйте примерить — много в этом будет трагизма? Тут одна игра слов, омонимы. Если маска — то в этом ничего трагического, если трагизм — тут уж не может быть маски.
— Ты, я смотрю, не так глуп, — с любопытством заметил Глеб.
— Вашим умом жив, — съехидничал Цезарь; но похвала его, видно, смягчила, и он стал разговорчивее. — Нет, что говорить, — хохотнул он, — маски с трагическим выражением бывают очень забавны. А вообще, — разболтался он, — мне уже все эти примитивные рожи стали надоедать. Я хочу попробовать приняться за маски отвлеченные. Скажем, маска шутовская — на кого-то конкретно, а вообще, маска гордости, маска унижения, маска простодушия. Или даже такие: маска делового человека, маска свободного артиста, маска технократа… а может, еще пошире: все, что служит для покрытия, для отвода судьбы, как вы пишете в своем сочинении…