Александр молчал. Бледность покрыла его лицо; какой-то миг казалось, будто он хочет поднять руку и протянуть ее уходящему. Он почувствовал, что глаза его увлажнились; нагнув голову, он ответил на поклон Кнехта и отпустил его.
После того как ушедший затворил за собой дверь, Александр постоял еще некоторое время неподвижно, прислушиваясь к удалявшимся шагам, и когда они отзвучали и все смолкло, он с минуту походил по комнате, пересекая ее из конца в конец, пока снаружи опять не послышались шаги и кто-то тихонько не постучал в дверь. Вошел молодой прислужник и объявил, что какой-то посетитель желает говорить с Магистром.
– Скажи ему, что я смогу принять его через час и что я прошу его быть кратким, ибо меня ждут неотложные дела. Нет, погоди! Ступай в канцелярию и передай секретарю, пусть срочно созовет на послезавтра заседание Коллегии и сообщит всем ее членам, что присутствие их обязательно, и только тяжелая болезнь может извинить неявку. Кроме того, сходи к кастеляну и скажи, что завтра утром я должен ехать в Вальдцель, пусть распорядится к семи часам подать мне экипаж...
– Разрешите доложить, – заметил юноша, – господин Магистр мог бы воспользоваться экипажем Магистра Игры.
– Как так?
– Досточтимый прибыл вчера в экипаже. А только что он вышел из дому, сказав, что дальше пойдет пешком и оставляет экипаж здесь в распоряжении Коллегии.
– Хорошо. Тогда я поеду завтра в вальдцельском экипаже. Повторите, пожалуйста, мои распоряжения.
Прислужник повторил:
– Посетитель будет принят через час и ненадолго. Первый секретарь должен на послезавтра созвать заседание, присутствие всех обязательно, только тяжелая болезнь освобождает от явки. Завтра, в семь часов утра, – отъезд в Вальдцель в экипаже Магистра Игры.
Когда молодой человек вышел, Магистр Александр вздохнул и подошел к столу, за которым только что сидел с Кнехтом; в ушах его все еще звучали шаги этого непонятного человека, которого он любил больше, чем кого бы то ни было, и который причинил ему такую боль. Всегда, еще с тех пор, как Кнехт служил под его руководством, он любил этого человека, и среди других его качеств ему особенно нравилась его походка, твердая и ритмичная, и в то же время легкая, почти невесомая, колеблющаяся между важностью и детскостью, между повадкой жреца и повадкой танцора, своеобычно притягательная и аристократическая походка, отлично шедшая к лицу и голосу Кнехта. Не менее гармонировала она и с его специфической манерой нести сан касталийца и Магистра, с присущими ему властностью и веселостью, что напоминало порой благородную сдержанность его предшественника, Магистра Томаса, порой же простоту и сердечность старого Магистра музыки. Итак, он уже отбыл, поторопился, ушел пешком, бог весть куда, и скорее всего Александр никогда больше с ним не встретится, никогда не услышит его смех, не увидит, как его красивая рука с длинными пальцами чертит иероглифы Игры. Предстоятель взял лежавшие на столе исписанные листки и начал их читать. Это было краткое завещание, составленное в очень скупых выражениях, по-деловому, часто лишь наметки вместо фраз, и предназначены они были, чтобы облегчить руководству работу при предстоящей ревизии Селения Игры и при выборах нового Магистра. Красивым мелким почерком были записаны умные замечания, в словах и форме букв отражалась неповторимая, ни на кого непохожая личность Иозефа Кнехта не меньше, чем в его лице, голосе, походке. Нелегко будет Коллегии найти равного ему преемника: подлинные властители и подлинные характеры встречаются редко, и каждую личность надо рассматривать как подарок и счастливую случайность, даже здесь, в Касталии, в Провинции избранных.