Маме оставалось только сокрушенно покачать головой. В последнее время от ее былой боевитости не осталось и следа.
– Ты взрослая, тебе виднее, – сказала она.
А ведь всего год назад она заставляла меня долбить никчемный английский. Сложно поверить, что такие метаморфозы могут произойти с человеком за столь ничтожное время.
Сама же я знала, что в школу ни за что не вернусь. И Николь меня полностью в этом начинании поддерживала.
– Правильно, нечего там делать, – со смехом сказала она. – Я ведь тоже бросила школу после девятого класса.
– Да? – Я обрадовалась этой новости. Похожая биография сближает.
– А зачем мне учить бесполезную химию и никому не нужную геометрию? – задорно рассмеялась она. – Лучше я разбогатею и куплю себе диплом. Любой, какой пожелаю…
Пролетел незаметно еще один год и…
И вот в полуподвальной просторной квартирке без мебели (только ворсистый ковер на полу да раскиданные по всему периметру разномастные подушки) я, шестнадцатилетняя, завороженно наблюдала за тем, как патлатый Митя-Витя священнодействует с щепоткой белоснежного порошка.
Его приятель, поэт, на самом деле оказался довольно успешным бизнесменом с легкой «дурнинкой». Несколько лет назад он, поддавшись моде, отправился в Индию – тогда вся богемная московская тусовка сменила излюбленную испанскую Ибицу на томный жаркий Гоа. Там-то поэт по имени Ратмир (Митя называл его на египетский манер – Ра) и познакомился с неким йогом, легко обратившим падкого на экзотические приключения бизнесмена в свою веру.
С тех пор Ра развлекался следующим образом: вставал в половине пятого утра, пил горький густой отвар из каких-то веселящих трав и потом полтора часа стоял в позе халасана (то есть в стойке на голове), нарушая сладкий предрассветный сон соседей пронзительными монотонными мантрами. Еще он писал стихи о карме и сансаре, на мой взгляд, бездарные. Впрочем, не мне судить – Мите-Вите они, судя по всему, нравились. Мяса он не употреблял, презрительно именуя котлетки «прессованными трупами», не курил и не пил. Но кокаин, похоже, отлично вписывался в его новые реалии. В этом удовольствии московский йог Ра отказать себе не мог.
– Каких красивых женщин ты привел, – сказал он вместо приветствия, глядя на меня в упор.
Взгляд у него был странный, тяжелый. Как у гипнотизера, который пытается внушить вам чувство легкого беспокойства. Полагаю, Ратмир долго репетировал перед зеркалом, чтобы научиться вот так вот, не моргая, смотреть на ошарашенного собеседника.
– Спасибо, – пробормотала я, протискиваясь внутрь.
За моей спиной неловко переминалась Николь. Я знала, что ее раздражает, если некто мужского пола оказывает внимание мне, игнорируя ее. Такой уж у моей подруги характер – ей во всем надо быть первой. Хотя, если честно, обычно так и получалось. Мужчины всегда предпочитали ее, как более яркую, остроумную, взрослую. Поэтому сейчас мне особенно польстило внимание странного поэта.