— Переодень платье, не позорь меня!
— Эй, ты! Почему не встречаешь гостей? Думаешь, я взял тебя в дом, чтобы ты весь день отсиживала свой толстый зад?
То, что барон любил покритиковать внешность других, никогда не переставало удивлять Мирабеллу. Из всех людей, которых она знала, он был самым тучным. Туловище было круглым: не продолговатым, не широким в поясе с толстыми конечностями. Нет, если он опускал руки по бокам, из него получался почти совершенный круг. Иллюзию портили торчащая голова и стопы.
У дяди была огромная голова, которая быстро лысела, нос, теряющийся на широком лице, глазки-бусинки и очень пухлые губы. Ноги были короткие и такие маленькие, что у Мирабеллы складывалось такое впечатление — и надежда, — что они вот-вот подкосятся под тяжестью дядиного веса и он рухнет на землю.
Жаль, что этого еще не произошло. Мирабелла утешала себя тем, что поручения ее мерзкого и вездесущего дяди хотя бы не позволяли ей думать о нежданном госте.
Почти.
Пока что Мирабелле везло: гости не выходили из своих комнат. Они распаковывали саквояжи или писали женушкам и любовницам письма о том, что благополучно добрались. Мирабелла подозревала, что найдутся две-три жены, которых такие вести определенно не обрадуют.
Но она не сможет оградить Вита от остальных за ужином. Не то чтобы Мирабелла не пыталась. Она послала к нему служанку, которая предложила принести ужин в его комнату, но он отказался. Тогда Мирабелла отправила служанок к другим гостям. Согласился только мистер Каннингем.
Итак, через несколько часов Мирабелла сидела за столом в обществе самых отвратительных существ Англии… и Вита.
Ужины в доме барона Эпперсли проходили в непринужденной обстановке.
В очень-очень непринужденной обстановке.
Настолько непринужденной, что можно осмелиться назвать ее раскованной.
Мирабелле гости напоминали ненасытную стаю брызжущих слюной гиен, пожирающих добычу. Она никогда не видела гиен, но читала о них, поэтому была уверена, что это сборище подходит под описание.
Мирабелла с ужасом ждала ужина не только потому, что ей было противно видеть, как взрослые люди едят, напрочь позабыв об этикете, — нет, ну зачем дядя требовал серебряные приборы, если он хватает куски пальцами? — но и потому, что ужин был для них безмолвным сигналом к началу попойки.
Вино прибывало — манеры убывали. Гости, которые еще недавно не обращали на нее никакого внимания, вдруг начинали говорить о ней без умолку. Так, по крайней мере, было раньше.
В этот раз они оставили ее в покое. Появление лорда Тарстона в их рядах интересовало гостей куда больше. В данный момент они донимали его вопросами, полными подозрения.