Затем нас вызвали во двор и построили в одну длинную шеренгу перед комендантом лагеря. Одного за другим проверяли и затем прочитали правила распорядка в лагере. Нам сказали, что наш дневной рацион будет состоять из двух кусков черного хлеба, квадратика маргарина, двух чашек эрзац-кофе, двух кусков эрзац-сахара и чашки супа, который как я обнаружил, был сильно разбавленным заменителем настоящего. Дали также материал для чтения, «Völkischer Beobachter», ежедневную нацистскую газету. Разрешили слушать новости, которые передавались по громкоговорителю, передающему специальные сообщения — Sondermeldungen вермахта с хвастливыми объявлениями о победах нацистов в нашей стране.
Усталый и обессиленный, я долго не мог уснуть в эту ночь. Я беспокоился за Тамару, одинокую в квартире около Кремля, являющуюся мишенью для нацистских бомбардировщиков. Как офицер-разведчик, меня выворачивало оттого, как Сталин, Маленков, Молотов и все остальные в руководстве страной проигнорировали наши предупреждения и, тем самым, открыли нашу страну для убийств и разрушений. Мой бог, нас благодарили за информацию вторичной важности, но когда мы достали действительно реально ценную информацию, никто даже не позволил подготовиться против вторжения.
На следующее утро нас посетили представители Красного Креста, чтобы сказать нам, что, возможно, идут переговоры через третью сторону между немцами и советами по обмену нас на немцев, задержанных в Советском Союзе. Когда это случится? Никто не знал.
Позднее в этот день я перебросился несколькими словами с Коноваловым, с несколькими людьми из ГРУ и с некоторыми инженерами, которые были направлены в Германию под прикрытием торговых представителей. Мы решили, что если переговоры по нашему обмену не будут иметь успеха, то мы должны планировать побег в Швейцарию. Однако, мы также решили, что гестапо и абвер догадывались, что мы не обычные граждане, а являемся военными и разведчиками, и поэтому не должны показывать себя вместе, за исключением крайней необходимости.
Рано утром третьего дня нам опять приказали построиться в одну шеренгу перед нашими бараками. К этому времени нас было уже несколько сот человек, включая советских граждан, доставленных сюда из отдаленных частей Германии. Сзади нас стояли эсэсовцы с автоматами.
Сперва мы простояли так некоторое время. Затем появился комендант в сопровождении офицера гестапо с моноклем на левом глазу, высокий, худой мужчина в гражданской одежде и с шрамом от сабли на лице.
Гражданский начал медленно проходить вдоль нашей шеренги, как будто он обозревал почетный караул. Нам приказали смотреть ему лицо, когда он проходил. Он внимательно всматривался в каждого из нас, мимо которого проходил. Перед некоторыми из нас он отпускал замечания, которых гестаповец записывал в свой блокнот. Я подумал, что гражданский должен быть офицером-контрразведчиком, искавшим кого-либо, подобного мне и Коновалову. Я ошибся!