Будучи парнем, я был сильно обнадежен и доверчив. Для меня концом наихудших забот было возвращение в школу. Меня отправили в ново-орскую казацкую русскую школу. Названная как Высшая Начальная Школа, она была равносильна средней школе. Я был очень доволен тем, что преподавание было на русском языке, и что тем самым получил возможность улучшить мой русский. Мне также очень нравилось идти обратно в школу, поскольку не сомневался в совете отца о значении образования. Меня лишь беспокоило то, что был надолго оторван от школы. Больше всего я хотел быть с людьми моего возраста, присоединиться к ним для открытия новых вещей для юношей в те переменчивые времена. Я догадываюсь, что это была главная амбиция, которая называется сегодня, желанием приобретения фундамента под ногами.
И, как я сказал, я был доверчив. Я верил писаниям Ленина «задачи пролетариата не могут быть решены без осуществления прав на самоопределение». Я верил его обещаниям о мире, хлебе, распределении земли крестьянам, равенстве и независимости национальных меньшинств. Кроме того, большевики обещали молодому поколению хорошие возможности для образования и работы.
Поэтому, с такой наивностью плюс моей амбицией, меня можно было бы простить за мое добровольное присоединение к рядам красных, с большим энтузиазмом, там же в школе. В один день весны 1919 года в школе появился молодой мужчина. Одетый в ладное черное кожаное пальто и с маузером на бедре, он набирал в ряды комсомола, недавно образованной молодежной организации большевиков. Тогда еще в свои пятнадцать лет, я был одним из первых в моем классе, вступивших в этот союз. В тот вечер, когда я рассказал отцу о моем вступлении в комсомол, он одобрил это лишь потому, что видел, что я должен поступить таким образом. Он вновь говорил мне о важности получения образования, обнял за плечи и сказал, глядя в мои глаза: «После того, как ты изучишь мир, в котором живем, стань независимым и сильным, действуй согласно своему собственному сознанию и убеждению. Это то, что я тебе желаю, мой сын. Обещай мне, что сделаешь все лучшее для этого». Я пообещал, со всем пылом моей юности.
Отец рационализировал мое вступление в комсомол в надежде, что оно откроет мне дорогу к образованию. Однако, он был бы сильно расстроен, если бы я рассказал всю правду о моем вступлении туда. Когда я заполнял форму заявления, я использовал мое многообещающее знание красного жаргона, написав о себе как о сыне пролетария, имея в виду его работу на белорецком сталелитейном заводе. Я никогда не упоминал, разумеется, что он был имамом. Или, возможно, отец лишь улыбнулся бы на мой юношеский обман, но я знаю, что ему бы это не понравилось.