К этому ценнейшему источнику я и перехожу.
Рассказывая о походе 907 года на Царьград и о заключении договора, летописец комментирует текст договора так: "И заповеда Олег дати воем на 2000 корабль по 12 гривне на ключ и потом даяти уклады на русские городы: первое на Киев, та же и на Чернигов, и на Переяслав, и на Полтеск, и на Ростов, и на Любеч и на прочия городы: по тем бо городом седяху велиции князи под Ольгом суще".[379] Это сообщение летописца. Дальше идет текст договора, где, между прочим, читаем: "…и тогда возьмут (русские, прибывающие в Царьград. — Б. Г.) месячное свое: первое от града Киева и пакы ис Чернигова и ис Переяславля".[380]
В договоре 945 года повторяется та же фраза: "…тогда возьмут месячное свое ели слебное, а гостье месячное, первое от града Киева, и паки ис Чернигова и ис Переяславля".[381] В некоторых текстах того же договора прибавлено: "и прочий городи" или "и из прочих городов".
Совершенно очевидно, что летописец от себя прибавил к этому перечню городов Полоцк, Ростов и Любеч. Очень возможно, что эта прибавка сделана даже не автором "Повести", а его продолжателем — компилятором. Но главное не в том, кто это сделал, а в том, имелось ли к тому основание. Определенное сомнение вызывает наличие в этой прибавке Полоцка, который был присоединен к владениям Киевского князя, по-видимому, только при Владимире I в 960 г., конечно, если основываться на данных Лаврентьевской летописи.
Киев здесь поставлен на первое подчеркнутое место не случайно. О Киеве, как некоем экономическом и политическом центре, говорит и Константин Багрянородный в своем труде "De admi-nistrando imperio": "Однодеревки, приходящие в Константинополь из внешней Руси (η εξω Ρωσια) идут из Невогороды (Новгород), в котором сидел Святослав, сын русского князя Игоря, а также из крепости Милиниски (Смоленск), из Телюцы (по-видимому Любеч), Чернигош (Чернигов) и из Вышеграда. Все они спускаются по реке Днепру и собираются в Киевской крепости, называемой Самвата".[382] Внешняя Русь это, по-моему, Русь в широком территориальном смысле слова в отличие от Руси в узком понимании термина, т. е. Киевщины, а может быть, также и Причерноморья и Приазовья.[383] Во всяком случае, в представлении Константина Багрянородного и внутренняя и внешняя Русь есть Русь — это для нас важно отметить. Арабский писатель конца IX или начала X в. Джайхани, а также западноевропейские источники называют также Русью всю страну, зависимую от Киева.[384] И в изображении Константина Киев это центр страны.
Это центральное значение Киева подчеркивается у Константина тем, что Киев — место сбора всех судов изо всей Руси, и из того, что здесь сидит великий князь Игорь, посадивший, между прочим, своего сына в Новгороде в качестве подручника, как представителя своей великокняжеской власти".