"Святослав, надменный одержанными победами над мисянами (болгарами. — Б. Г.), — пишет Лев Диакон, — исполненный варварской своей гордости, ибо он совершенно уже овладел их страною, устрашивший и изумивший их врожденной своей свирепостью… дал послам Римским (византийским. — Б. Г.) следующий гордый ответ: "он-де не оставит сей области, если не дадут (греки. — Б. Г.) ему великой суммы денег. Ежели римляне (византийцы. — Б. Г.), — говорил он, не захотят мне столько заплатить, то пусть они переселятся из Европы, им не принадлежащей, в Азию, и пусть не мечтают, что тавро-скифы (русские. — Б. Г.) без этого с ними примирятся".
Византийский император Иоанн Цимисхий послал к Святославу второе посольство с мирными предложениями. Он указывал на то. что между обеими странами давно уже установились мирные отношения, в которых "сам бог был посредником" (намек на клятвенное освящение договоров. — Б. Г.). Император советовал русским "как друзьям, немедленно и без. всяких отговорок выступить из земли, совсем им не принадлежащей". "Не послушав сего совета, — говорил император, — вы разорвете союз наш, а не мы. Далее Цимисхий напомнил Святославу о неудачном походе Игоря, "который, презревши клятву (опять намек, очевидно, на договор Олега, нарушенный Игорем. — Б. Г.), с великим ополчением на 10000 судов подступил к царствующему граду Византии и едва только успел с 10 лодьями убежать…". Напомнил он и о насильственной смерти Игоря, якобы "плененного на войне с германцами" (!) (явная ошибка Льва). В заключение Цимисхий прибавил: "не думаю, чтобы и ты мог возвратиться в свое отечество, если принудишь выступить против себя все римское войско". (Курсив мой. — Б. Г.)
Святослав на это ответил: "Не вижу никакой необходимости, побуждающей римского государя к нам итти: пусть он не трудится путешествовать в нашу землю: мы сами скоро поставим свои шатры перед византийскими воротами, обнесем город крепким валом, и если он (Цимисхий. — Б. Г.) решится вступить в бой, мы храбро его встретим, покажем ему на деле, что мы не бедные ремесленники, живущие одними трудами,[456] но храбрые воины, побеждающие врагов оружием, хотя по невежеству своему, он считает русских слабыми женщинами и хочет устрашить их своими угрозами, как пугают грудных детей разными чучелами".
Военные действия стали неизбежны.
"Войска сошлись, — пишет Лев Диакон о сражении при Доростоле, — и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Россы, приобревшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно…" Оказавшись в очень трудном положении, Святослав не терял мужества. Когда часть его мужей заговорила о необходимости отступления, Святослав, — как пишет Лев Диакон, — "вздохнув от глубины сердца, сказал: "погибнет слава, спутница оружия россов, без труда побеждавшего соседние народы и без пролития крови покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим римлянам. Итак, с храбростью предков наших и с той мыслию, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою".