— Все. «Орел» полетел. Сейчас он эту проволоку… — неестественно сонливым голосом произнес Михеич и вдруг заорал: — Бойся-а!!!
Мы рванули в жаркий, сухой просек. Едва захлопнулась вентиляционная дверь (отчего заложило уши, как в самолете), из глубины, будто под нами, раздался глухой взрыв. Почва ударила по подошвам, сверху посыпалась, застучала по каскам и спинам порода. Раскатистый грохот падающих обломков нарастал на протяжении нескольких секунд, потом внезапно оборвался, и наступила звонкая тишина…
— Саперов не надо, но и назад хода нет. — В ушах так звенело, что я не понял, кто произнес эти слова, показавшиеся всем нам ужасно смешными.
От усталости, напряжения, сознания, что уготованная смерть по счастливой случайности нас миновала, мы хохотали минуты две.
Я хотел высказать предположение, что кто-то положил под колесо башмак или щепу, а когда я открыл путь воздушному потоку, вагонетка переехала через препятствие, но не успел: Михеич привстал, звучно втянул носом воздух, затем — еще раз, и прежде чем он успел что-то сказать, мы сами почувствовали запах угарного газа: штрек пересыпало — направление воздушного потока изменилось.
— Ну, Михеич! Теперь выводи, — упавшим голосом произнес Сумароков.
Старик подхватился, поправил ремень и запихнул за пазуху завернутый женой традиционный «тормозок», который так и не успел развернуть.
— Ходко давай! — бросил нам, проворно перебирая по гнилым шпалам ногами. — Яйца мне отрезать, что я вас сюды без самоспасателей повел! — сплюнул досадливо. — Черти!
Мы продвигались по просеку, пригибаясь, переходя на гусиный шаг, проползая под завалами. Михеич шел впереди, обирая палкой нависавшие породины и каждый раз предупреждая простым и понятным шахтерским окриком: «Бойся!» Дальше воздух становился чище, но стоило остановиться, как гарь настигала, мешала вдыхать полной грудью, через пять секунд начиналась резь в глазах и в голове постукивали тревожные молоточки. Володя пыхтел, как самовар, кашлял и отплевывался Михеич — я удивлялся, что они еще держатся, если даже мои тренированные ноги просили пощады.
К счастью, идти пришлось недолго: старый шахтер остановился, поднял руку и свернул в нишу.
— А ну, подсоби, сынок, — ухватившись за крышку люка в почве, крякнул он.
Вертикальная выработка уходила вглубь настолько, насколько хватало мощности «коногонки». Внизу блестела вода. Михеич первым поставил ногу на деревянную ступень лестницы, но доска тут же провалилась под ним — я едва успел схватить его за рукав. Оказалась насквозь прогнившей и вторая ступенька.