— Ну, ну, не перегибай, — успокаивающе пробормотал Крауш. — Эти уроды уже получили свою оценку…
— Нет, нет, не путай его, прокурор! — вмешался Спрогис. — Пусть говорит. Нам не повредит услышать такое… Пусть говорит…
— Я не собираюсь открывать Америк, — несколько смутился Кручинин, — вы все знаете сами. Партия не раз уже сбивала спесь с тех, кто, получив поощрение, воображал себя полубогом и начинал жизнь в административном футляре, переставал работать, пуще всего боясь одного — ошибиться…
Кручинину не удалось договорить. Секретарь доложила о приходе председателя рижского горисполкома.
— Да, да, — воскликнул Спрогис. — Я его приглашал. Это по тому же делу, товарищи, насчёт Инги Селги… — И секретарю: — Просите, просите… Мы же с вами уже показали делом Круминьша, что не на словах, а на деле хотим помочь соотечественникам, застрявшим за рубежом, вернуться домой. Все тут у нас: природа, климат, земля, реки, люди, язык — решительно все мило нашему сородичу, вынужденному влачить существование раба на чужбине. Чем дальше идёт время, тем твёрже становится вера «перемещённых» в то, что на родине лучше. Видеть каждый день свои леса, свои дома, пить свою воду, дышать своим воздухом — вот счастье! Его ничем нельзя заменить. Только тут, у нас, все «настоящее», всё своё. — И обращаясь к председателю исполкома: — Так что же вы сделали для того, чтобы первые вернувшиеся на родину люди почувствовали себя дома?
— Мы создаём условия, — откашлявшись в кулак, торжественно начал председатель. — Все в соответствии с вашей директивой. Всяческие условия. Прежде всего хорошая квартира в одном из благоустроенных домов. Три комнатки. С обстановочкой. Газ, отопление. Затем дачка на Взморье. Затем, совместно с кино, организуем съемочку: «Милости просим». Фильм для международного обозрения.
Пока он говорил, выражение удивления на лице Спрогиса сменилось гневом. Раздув усы, он хриплым голосом остановил председателя:
— Все это всерьёз?..
— Безусловно! — с восторгом воскликнул председатель.
— Мы говорим: устройте вернувшихся так, чтобы они почувствовали себя нашими, вполне нашими людьми. Чтобы на их примере каждый «перемещённый» убедился в том, что может спокойно вернуться домой, что он найдёт тут приют и труд. А вы что?
— Мы от чистого сердца! — в отчаянии воскликнул предисполкома. — Если этого мало…
Спрогис швырнул свою трубку на стол.
— Да, от чистого сердца вы затеяли всё, что могли, чтобы разрушить наши лучшие намерения. Хотите, чтобы искреннее желание помочь несчастным буржуазная пресса расписала как заманивание сказочными благами, которых мы не в состоянии дать всем. Вы этого хотите?!