Юнец, почуяв свободу, пререкаться не стал. Припустив галопом, он остановился, лишь отбежав на изрядное расстояние.
— Придурок! — крикнул издали. — Ну, дай время, я тебя встречу еще! Пожалеешь!!!
Да-Деган мягко улыбнулся. Странное это состояние, словно не раз нечто подобное было. Положив кошель в карман, он легонько пожал плечами, и зашагал, полагаясь на то, что нос его, словно нос хорошей гончей, рано или поздно приведет к какой — либо таверне, где можно будет получить хлеб и ночлег.
Подхлестнутая стычкой весело спешила по венам кровь, смывая с ощущений и мыслей туман, даря холодную трезвую ясность рассудка. И в какой-то миг Да-Деган понял, что нет смысла цепляться за воспоминания — город, в котором он бродил, ничего не имел общего с городом, который он помнил.
«Ну что ж, — напомнил он себе. — И это тоже не впервые. Сколько раз Судьба забрасывала тебя в чужие миры? И этот мир — чужой. Стоит запомнить это крепко. И вести себя соответственно».
Он перешагнул порог подвернувшейся таверны, сел за грубо сколоченный стол, достав из кошеля пару монет, покатал их по столу. Тотчас подскочил нескладный высокий мальчишка с диковато сияющими очами, улыбнулся подобострастно.
— Господин что-то желает?
— Господин желает перекусить, — отозвался Да-Деган хмуро. — И не отравиться.
Парнишка понятливо склонил голову. Умчался, а через пару минут на столе стояло блюдо с кусками ароматного вареного мяса, хлеб и бутылочка дешевого вина.
Да-Деган улыбнулся мальчишке, медленно, словно нехотя, потянулся к еде. Несколько лет пищей ему служил мох, росший на отсыревших стенах, водоросли, слизняки и улитки. Несколько лет он не мог позволить себе вспоминать о маленьких радостях домашних пиршеств. Мясо и хлеб — то была немыслимая роскошь.
Взяв в руки нож и вилку, он отрезал небольшие, сочащие соком кусочки и отправлял их в рот с небрежной элегантностью и пресыщенностью вельможи. И только он один мог понять истинный вкус блюд, стоявших перед ним. Он чувствовал, как блаженно откликается тело на скромную трапезу, как кровь, ставшая чуть более густой, несет в алой лаве не ярость и боль, а негу и блаженство.
Так и хотелось, прищурить глаза и, смежив веки, словно кот, погрузиться в блаженную дремоту.
Только вот мир, в который внезапно попал, словно перенесшись из эпохи в эпоху был не из тех, где покой предлагают в придачу к дополнительному сервису, бесплатно. А, как некогда в Закрытых секторах, где каждый шаг был подобен шагу по минному полю.
Мир его, сойдя с ума, внезапно перевернулся. Пугала перемена, непознанная до конца, рождая ярость и грусть, тоску и томление. Он мучился от осознания, что прошлых дней не вернуть и ничего не изменить. И оттого, что слишком долго предпочитал жить не замечая перемен.