Бой шел трое суток. Вообще-то промашка разведки дела не меняла. Все равно такой опорный пункт пришлось бы брать с трудом, уж больно выгодное положение занимал городок. Наконец, проскочили и Ариши, озера кончились, вышли из болотистой местности.
«7.11.44…Праздник у меня прошел довольно тяжело. За сутки 6 немецких контратак с танками и огнеметами. Только сейчас, к ночи, смог смыть с себя осеннюю грязь и пороховую копоть… Через мои руки проходят десятки немцев — грязные, дрожащие, жалкие. Вот сейчас лежит полный стол документов, руки не поднимаются их разбирать…»
«28.11.44…Обо мне не тревожьтесь. У меня все есть, всем хорошо снабжают… если не свои, то у немцев собираю недостающее — конверты, бумагу, карандаши…»
Дважды не Герой Советского Союза
Случайности, случайности. Как много они определяют на фронте! Секунды, сантиметры, услышанный шорох, звук…
Латвия — страна хуторов, которые, как правило, при подходе наших войск либо оставлялись жителями, либо уже давно пустовали, так как были разбиты в ходе боев, сожжены. Около одного такого хутора оказалось кладбище с длинной стенкой из гранитных блоков. Стенка — хорошее укрытие и не только от пулеметного огня, но и от артиллерии. Теперь даже никто не вспомнит, почему немцам так необходим был именно этот разбитый хутор. Разведчики отбивали атаку за атакой. В конце концов немцы двинули на хутор десяток танков «пантер» и «фердинандов». Бескин, оказавшийся в этой ситуации старшим, лихорадочно соображал — нет не только ни одного противотанкового ружья, даже фаустпатронов. Человек двадцать набилось в каменный погреб разбитого дома. Танки приближались. Радист дивизии, оказавшийся в отряде, с ужасом смотрел на Игоря.
— Передавай команду! — Сердце старшего лейтенанта на миг онемело.
— Передавай команду! — еще раз решительно крикнул каким-то чужим голосом. — Вызываю огонь на себя!
По этой команде все наши орудия в окрестности обязаны перенести огневую мощь в эту точку. Несколько человек в панике заорали на командира, кто-то кричал, что пристрелит его, но команда была передана. И наверху началось!
До жути стало понятно, какой джинн был выпущен из бутылки: танковые снаряды готовы были измолотить погреб в щебенку, но мощные своды держали удары. Каждый выстрел — танковый ли, нашей ли артиллерии, теперь отдавался в пульсирующей голове: «Мимо! Не мой, не мой, не мой». Игорь сидел, плотно прижавшись к кирпичной стене, и вдруг стену сильно толкнуло. «Мой!» — охнуло сердце. Перед лицом на расстоянии вытянутого локтя кирпичи вспухли, и, как в замедленном кино, раскрылся цветок, и, прежде чем осыпаться кирпичной пылью, из него выпала на пол раскаленная болванка — сердечник подкалиберного снаряда…