— Штаб. Комиссар Кобзин. И командир отряда Аистов. И еще другие.
— Штаб?! Так. Значит, штаб... Тебя случайно не били? — шепотом спросил он.
— Нет. Не били. Наоборот...
— Что «наоборот»?
— Они не звери, — не желая вдаваться в подробности, промолвила Надя. Ей показалось, что мало сказала о красных, и она добавила: — Если бы все люди были такими... — Но оборвала себя: зачем ей разглагольствовать перед Стрюковым? Если бы она бранила их, он бы с радостью слушал ее, жадно ловил каждое слово, а так...
— Это что там посреди двора? — спросил Стрюков, увидев незнакомые сооружения.
— Большие котлы с конного двора принесли. Ужин готовили.
— Кто похозяйничал? — ничего не выражающим тоном спросил Стрюков.
— Я, — сдержанно ответила Надя и подумала о том, что он не за этим позвал ее.
— Так. Из моих запасов?
— Да.
— Тоже реквизировали?
— Нет. Я сама отдала.
Надя ожидала, что Иван Никитич набросится если и не с бранью, то, во всяком случае, с упреками. Однако ничего подобного не произошло. Наоборот...
— Ну и молодец, — оживившись, сказал он. — Должно, голодные были?
— Уж такие голодные! Иные со вчерашнего дня ничего не ели, — с готовностью ответила Надя, удивленная его словами.
— Хорошо сделала, — снова похвалил ее Стрюков. — Голодного человека накормить надо — добрее будет. Да и вообще — грешно не подать куска голодному. Не обеднеем.
Стрюков никогда ничего подобного не говорил, никогда никому из нищих или голодающих не помогал.
— Значит, ты все ж таки поняла меня? А я немного засомневался, мол, не услышит, вон куда отъехали, когда я крикнул тебе...
— А вы о чем? — настораживаясь, спросила Надя.
— Как о чем? О своем наказе, если, мол, придут эти... ну, красные, то принять, приветить. Ты верно поступила, в должной мере. И хорошо. Люди не будут в обиде. — Он уже раскаивался — все выболтал о причинах своего возвращения! А можно было сказать, что передумал и вернулся с полдороги. Ну, да теперь поздно, слово не воробей, выпустил — не поймаешь. — Тебя к комиссару Кобзину допускают?
— Допускают.
— Ты знаешь что, Надя, пойди к нему и доложи. Обо мне. Все как есть и о том, что вернулся. Сам, мол, по себе вернулся, а не то что, и о моем тебе наказе, и... и... И знаешь, что я тебе скажу? Все благополучно обойдется — хозяйничай, командуй в доме. Словом, полные тебе права.
— Какие там еще права? Уж лучше пусть они при вас остаются. К Петру Алексеевичу я могу пойти и сказать о вас, но ни о чем просить не буду и не стану повторять ваших баек. Поверить в них может только тупица, а Кобзин... Тут уже приходили одни, за комиссаров себя выдавали.