— Повезло же вашей дочери. Я говорю в том смысле, что ей удалось прихватить вас дома. А ведь могло случиться, что и не застала бы.
С лица Стрюкова будто ветром сдуло веселость и благодушие. Чуть дрогнули кустистые брови, и он вопрошающе взглянул на Рубасова.
— Полагаю, вы, наш уважаемый председатель, — продолжал Рубасов, словно не замечая того впечатления, которое произвели его слова на хозяина, — совершенно случайно задержались в Южноуральске?
Ага, так вот, значит, зачем изволил препожаловать полковник Рубасов? Стрюков не сдержал улыбку... «Старая песня, господин полковник! Не выйдет!»
— Ну, нет. Я ведь уже говорил и вам, Гаврила Сергеевич, и самому атаману, что покамест уезжать никуда не собираюсь. Хочу посидеть дома. Вот такие дела. Так что Ирине Ивановне не грозила и не грозит никакая случайность.
Рубасов вскинул густую бровь.
— Дай бог! Но все же, не в обиду будь сказано, это опрометчивое решение.
И тут Стрюкова словно осенило: ему вдруг стало совершенно ясно — войска атамана оставят город. Скорее всего, как раз в тот самый момент, когда он приходил к войсковому атаману и атаман не принял его, в штабе решали вопрос, как быть дальше. И решили... Без него, без Стрюкова! С ним даже не соизволили посоветоваться! Словно он так себе, пешка на пустом месте. Вот она, трагикомедия, о которой говорила Ирина. Не только в Москве или еще где там, она тут уже корешки свои пустила. Он почувствовал, как в висках редко, но гулко застучало, да так сильно, что каждый удар отдавался во всем теле. Стрюкова охватил прилив трудно сдерживаемой ярости. За последнее время такие приступы стали повторяться все чаще.
— Кому охота, пускай и едет, — сквозь зубы процедил он.
— Ну, чего же вы сердитесь?! Иван Никитич! — с укоризной в голосе сказал Рубасов. — Поверьте, вам же добра желают.
— Спасибо, — буркнул Стрюков и, не глядя на гостя, спросил: — А вы что, и вправду драпать собираетесь?
Рубасов ответил не сразу. Лицо его словно окаменело. Пальцы забарабанили по подлокотнику кресла. Он повернулся к Стрюкову, да так резко, что под ним заскрипели пружины старинного кресла красного дерева. Было похоже, что Рубасов готов вспылить и еле сдерживает себя. Но заговорил спокойно, даже с некоторым оттенком мягкости и добродушия в голосе:
— Видите ли, Иван Никитич, военная стратегия — очень серьезная и умная наука. Не зная ее основ, иной раз трудно бывает определить, что предпринять и как. Разумно отойти в силу каких-то веских соображений, дражайший Иван Никитич, не значит — «драпать». Должен вам сказать, что сидеть на пороховой бочке, да еще когда знаешь, что подожжен фитиль, тоже не выход из положения.