Стрюкову показалось, что Рубасов говорит свысока, пытаясь поучать, и это еще больше взвинтило его.
— А мне, Гаврила Сергеевич, наплевать на стратегию! Мне понятна одна ваша стратегия — с деповскими справиться не можете! А еще казачье войско!.. Да на мою руку — я бы их всех скрутил!
— Скрутим! — сдержанно ответил Рубасов и обеими руками так скрутил перчатку, что в ней затрещали нитки. — Всему свое время. Вот только вы, господа купечество, нас не подводите.
— А мы что? — возмутился Стрюков. — Или мало вам дадено? Ничего не жалеем. Надо — еще берите, берите все, что потребуется, но наведите порядок.
— Я не о том... — в голосе Рубасова послышались жесткие нотки. — Да, конечно, вы вносите свою лепту. И немалую. Но... люди жизни кладут на алтарь отечества. Жизни! Вы можете это понять?!
От этих слов Стрюков сразу поостыл и уже раскаивался, что не сдержал себя. Ссориться с Рубасовым не входило в его расчеты... Нервы. Проклятые нервы! Какой-нибудь остолоп скажет лишнее слово, а тебя трясет, будто кто дергает за каждую жилочку. А нельзя так, нельзя.
— Атаману, между прочим, доложили, — продолжал Рубасов, — что вы, Иван Никитич, не выполнили его приказа, не вывезли из города хлеб. Так ли это?
— Вы что же, допрашиваете меня? — недобро сверкнув глазами из-под нахмуренных бровей, обронил Стрюков.
— Друг мой, то совсем иное дело. У нас просто беседа, откровенная беседа единомышленников.
— Сколько мог — вывез, остальное припрятано — ищи, не найдешь.
— Вот видите — слухи верные. А ведь приказ был согласован с вами. Вы сами и поддержали, даже настаивали на крутых мерах. Ну, почему же, я бы сказал, такое вероломство?
— Да бог с вами, Гаврила Сергеевич, никакого вероломства. У коммерции свои законы.
Рубасов рассмеялся.
— Тоже стратегия?
— А что вы думаете? Построже вашей. Чуть-чуть недосмотрел — все в трубу вылетит.
Хотя на лице Рубасова появилась улыбка, а глаза будто подобрели, все же в глубине их Стрюков заметил холодные и злые огоньки. И ему подумалось, что по своему характеру Рубасов, должно быть, кремневый человек. И к тому же — жестокий. О его расправах с красноармейцами ходили страшные слухи. Говорили, будто он собственноручно пристреливает раненых. В общем подходящего помощника подобрал себе атаман. Вот такие и могут навести порядок. Но сам Стрюков не хотел бы повстречаться с полковником на узкой дорожке. Нет! Не дай бог попасться такому в лапы. Сейчас-то вот он улыбается и даже пошучивает, потому что оба стоят на одной линии, знает, как относится к Стрюкову сам атаман, а попадись ему на удочку — все может по-другому повернуться. И насчет хлеба — дай ему волю, в порошок бы стер, а сейчас просто должен сдерживаться — и сдерживается.