Господи, да что на неё нашло!
— Ну хорошо, — сказала она. — Поверю тебе на слово, что он не собирается влезть в мою спальню и перерезать мне горло. Но почему вы с Шоном так стремились затащить меня сюда? К чему эти дурацкие выдумки насчет болезни Шона? Это ведь ты заболела, да? Что с тобой?
— Не говори глупости, — нахмурилась Мабри. — Я чувствую себя прекрасно.
— Но и Шон выглядит свеженьким как огурчик.
— Да, — промолвила Мабри, однако что-то в её голосе заставило Кэссиди насторожиться.
— Это ведь так, да? — настаивала Кэссиди. — Ведь Шон совершенно здоров.
— Он божится, что у него все в порядке, — ответила Мабри, снова пожимая плечами.
— И ты ему веришь?
Мабри повернула голову, и её изумительный профиль четко вырисовался на фоне незашторенного окна.
— Не знаю я, чему верить, — безучастно промолвила она. — Просто мне немного боязно. Меня заботит его чрезмерная увлеченность Ричардом Тьернаном. Мне не по душе та страсть, с которой он стремился заполучить тебя. Видела бы ты его, Кэсси! Это сейчас он прикидывается спокойным, а поначалу он просто рвал и метал. Не знаю, в чем дело, но твой приезд имеет для него колоссальное значение. Но вот почему — хоть убей, не пойму.
— Возможно, в нем взыграли запоздалые отцовские чувства? — криво усмехнулась Кэссиди.
— Он тебя любит, Кэсс. Просто души в тебе не чает, и ты сама это знаешь. Однако он органически не способен считаться с кем бы то ни было. В первую очередь он всегда блюдет собственные интересы, в отношении всех остальных он глух и слеп. И вот что-то мне подсказывает — на сей раз он перегнул палку. Боюсь, что в своем безграничном стремлении к самоутверждению он зайдет слишком далеко.
— Пытаясь доказать, что Ричард Тьернан невиновен?
Мабри возвела на неё полные печали глаза.
— Не знаю, Кэсси, — промолвила она. — Это меня больше всего и пугает.
* * *
— Ну и как она вам?
Ричард Тьернан не шелохнулся. Он лежал на кровати, освещаемый ярким, но совсем не жарким мартовским солнцем. Он думал о ней — она не вылезала у него из головы с той самой минуты, как он увидел её на огромной кухне.
— Она совершенно не такая, как вы её описали, — глухо произнес он.
Прикрыв за собой дверь, Шон О'Рурк вошел и грузно уселся в кресло, которое стояло в углу. Он отхлебнул из доверху наполненного стакана, и по спальне разлился кисловато-сладкий аромат ирландского виски.
— Я, между прочим, писатель, дорогуша, — обиженно пробасил он. Причем удостоенный едва ли не всех мыслимых премий. Так что не вам, черт побери, говорить, что я не способен описать собственную дочь!