— Он, наверное, думает, что я его разлюбила. — Баронесса бросила взгляд на незаконченную вышивку, второпях брошенную на постель.
— Не беспокойтесь, сеньора, баннерет про Вас плохо не подумает. Я повстречала сегодня его оруженосца и обо всём ему рассказала.
— Как он? Здоров? — Глаза её радостно заблестели.
— Здоров, только скучает по Вам. Со своим оруженосцем только о Вас говорит, — солгала служанка.
— Джуди, милая! — Девушка кинулась ей на шею и расцеловала. — Если он любит меня, то мне ничего не страшно!
— У меня к тебе есть просьба, — зашептала она. — Передай ему кое-что от меня, всего одну вещь.
— Боюсь, я не смогу, госпожа, — покачала головой Джуди. — Ваш батюшка приказал зорко за мной следить. Не доверяет он мне.
Баронесса вздохнула и с ненавистью посмотрела на стену "каменного мешка", а потом с тоской перевела взгляд на крепкую дубовую дверь. Комната была крохотная, темная, лишённая естественного солнечного света; мебели в ней не было, только скромное ложе из тюфяка и деревянного ящика и пара набитых сеном подушек. На стене, над ложем, было почерневшее распятие.
— Да, вот ещё что, госпожа… Вы вышивку-то спрячьте, а то, увидь её ненароком барон, бед не оберёшься, — в полголоса посоветовала служанка.
Жанна взяла в руки свою работу — рыцаря, на попоне коня которого красовалась монограмма "А. Л" — и протянула Джуди:
— Спрячь куда-нибудь!
Та кивнула, свернула вышивку и спрятала у себя на груди. Честно говоря, будь она на месте госпожи, то никогда не вышила бы такого. Хорошо, что барон не видел, чем занималась все эти дни его дочь, а то…
— С Вашего позволения. — Служанка подняла пустой кувшин.
— Постой! Ты не можешь… Нет, ступай!
Баронесса в который раз посмотрела на распятие и спросила, видимо, обращаясь к Всевышнему: "Может, мне стоит покориться воле отца?".
Этажом ниже Джуди столкнулась с бароном Уоршелом. Вид у него был довольный, как у кота объевшегося сметаной. Ему-то, небось, священник не помешал! Служанка почтительно посторонилась, пропуская господина.
— Ты была у моей дочери? — Барон скользнул взглядом по её лицу.
— Да, сеньор. — Ладони у Джуди вспотели, и она попыталась припомнить, хорошо ли спрятала вышивку госпожи, не торчит ли она из-за ворота.
— И что она?
— Сидит, сеньор.
— Да я не об этом, дура! Она по-прежнему упрямится?
— Не знаю. Она только всё вздыхает и молится Пресвятой Деве.
— Ты бы, шельма, пробила брешь в её упрямстве, объяснила, в чем состоит её долг. Кто знает, может, став графиней, она взяла бы тебя к себе служанкой? Да и я бы по достоинству оценил твою услугу.