— Интересно, что здесь делает баронесса Уоршел?
Граф подъехал поближе и сквозь листву увидел баннерета и баронессу.
В ту минуту он чувствовал то же, что, наверное, чувствует разбиваемый вдребезги кувшин. Но кувшин — всего лишь вещь, а Норинстан — человек, поэтому его страдания не ограничивались всего одним мгновением. Граф не был готов к такому повороту событий, а внезапное горе, как известно, гораздо сильнее ожидаемых бед: сердце не успевает к нему подготовиться, разум не успевает свыкнуться с его неизбежностью.
Сначала его обдало холодом, а потом бросило в жар. Всё внутри у него клокотало; мышцы на шее напряглись; на миг у него даже перехватило дыхание. Все его существо обратилось в зрение; безмолвное, почти фанатичное наблюдение за двумя фигурами на том берегу реки полностью подчинило себе не только все его чувства, но и разум.
— Так вот чем занимается моя невеста в моё отсутствие! — сдавленно прошептал Роланд. — Э, да этот мерзавец, кажется, собирается её увезти. Нет, ничего у него не выйдет!
Он напоминал разъярённого дикого зверя, приготовившегося к прыжку: левая рука всё сильнее и сильнее сжимала поводья, правая сама собой тянулась к мечу, впившиеся в счастливую любовную пару глаза неестественно блестели, зрачки сузились. Норинстан дышал громко и прерывисто, казалось, через силу.
Вот Леменор обнял баронессу, вот она склонила голову ему на плечо… Роланд едва удержался от того, чтобы не окликнуть Жанну, не осыпать баннерета горой отменных ругательств, но вовремя одумался. Он скрежетал зубами, следя за тем, как влюблённые, взявшись за руки, прогуливаются вдоль реки.
Роланд ненавидел Артура, ненавидел за то, что баннерет опозорил его несколько лет назад во время копейного поединка, за то, что баронесса Уоршел улыбалась ему, за то, что до сих пор питала к нему теплые чувства и, несмотря ни на что, была верна ему. Как она могла променять его на это ничтожество? Он не понимал, и от этого ненавидел Леменора ещё больше.
Он был знатен, богат, нравился женщинам; он привык чувствовать себя хозяином положения — и вдруг такой удар. Не он изменил, а ему изменили, причём изменила та, на которой он с месяца на месяц собирался жениться, та, о возможности измены которой он и не задумывался.
— Женщины ветрены, падки до греха. Это дьявольские сосуды, за дела которых расплачивается род человеческий. Радуйся, что она изменила тебе сейчас, что ты до свадьбы узнал её подлую сущность, — повторял себе Роланд — не помогало.
Баронесса любила баннерета. А граф желал, чтобы она любила его. Он прискакал сюда ночью, словно четырнадцатилетний мальчишка, — а что в награду? Поцелуй, подаренный другому.